целовать ее губы, опущенные веки, высокие скулы, где остались влажные дорожки слез. Она не издавала ни звука. Он сел рядом, любуясь своей добычей. Ладони он положил на ее плоский живот. Она была так же хороша, как и тогда, первой ночью… Белая кожа, чистая, без изъянов, темно-розовые соски, венчающие высокие полные груди, – он проглотил слюну и перенес руки выше, чтобы коснуться их.
Эннис вздрогнула, когда его большие пальцы коснулись ее напрягшихся сосков и принялись ласкать их круговыми движениями. Дрожь превратилась в сладостную конвульсию, когда его губы завладели одним из этих твердых розовых завершений. Его язык быстрыми касаниями ласкал ее грудь, исследуя и изучая все изгибы, возвышенности и склоны. Из горла Эннис вырвался мягкий стон. Рольф переместился ниже, нащупывая путь к центру ее тела; как стрелка компаса, язык его неудержимо стремился к углубленному полюсу ее пупка. Когда он достиг его, Эннис вскрикнула и вцепилась в его руки, гладившие ее бока.
– Нет, милорд, – едва выдохнула она. – Я не могу! Не позорьте меня до свадьбы. Умоляю вас!
Он взглянул в ее горящее лицо, затем на гибкое нежное тело под собой, на завитки красно-рыжих волос, покрывающих пленительный холмик в низу живота, на перекрещенные стройные бедра, все еще прятавшие ее лоно. Его тело требовало действий, приказывало позабыть здравый смысл, осторожность и взять то, что будет скоро принадлежать ему. Он распустил завязки, державшие сзади бриджи, и его напряженная плоть обрела простор и свободу.
Извиваясь, он вдавил свое тело между ее бедрами и задрожал от наслаждения. Даже сквозь ткань бриджей он чувствовал восхитительное тепло, с хриплым ворчанием он продвинулся вперед. Теперь от цели его отделял только тонкий барьер ткани. Руки его устремились туда, чтобы убрать последнее препятствие, и тут Эннис схватила его за запястья.
– Пожалуйста, милорд, – мягко взмолилась она, и Рольф глубоко вздохнул. Господи! Куда подевалась его решимость не поддаваться воздействию этой женщины? Испарилась, растаяла.
С усилием Рольф сел на край кровати. Здравый смысл вел борьбу с вожделением и побеждал с огромным трудом. Сейчас самое время овладеть ею, но, если он так поступит, могут возникнуть многие осложнения, которых хотелось бы избежать.
Он привел в порядок свою одежду, подтянул бриджи, хотя это и не могло скрыть заметную выпуклость спереди. Эннис дрожала, и он нагнулся, чтобы подобрать раскиданные части ее туалета. Затем молча протянул ей. Глаза их встретились, и Рольф заметил, что ее губы трепещут. Волна горького удовлетворения слегка коснулась его – и отступила.
– Надеюсь, миледи, – произнес он на самых низких тонах своего голоса, – после нашей свадьбы вы не будете чересчур много внимания уделять вашему бывшему мужу.
Эннис мягко засмеялась. Это было не знаком ее пренебрежения, как он мог заметить, но скорее удивления. Глаза ее расширились.
– Нет, милорд, – сказала она, – надеюсь, этого не случится.
Ответ не такой, после которого у него могло бы возникнуть чувство победы, – он заронил в его душу еще больше вопросов, чем прежде.
Звук закрывшейся двери эхом разнесся по комнате. Скрестив руки на груди, Эннис медленно опустилась в кресло, в котором сидела до прихода Рольфа. Слава богу, он ушел. Как и всегда, он оставил ее в потрясении и недоумении. Как ему удается делать с ней что угодно? Ничего нет хорошего в том, что он может вот так, без труда управлять ее мыслями и чувствами.
Но он это может.
В его присутствии она совершенно теряется, и все ее хитрые уловки оказываются тщетными. Он это, наверное, знает. Иначе зачем ему принуждать ее принимать без протеста все эти прикосновения его рук и рта? Он стремится подчинить ее себе, лишить возможности ясно мыслить.
Все еще вне себя от волнения, она сидела, согнувшись, уперев локти в колени и опустив лицо в ладони. В какой-то момент ей показалось, что он удовлетворит свою похоть, несмотря ни на какие мольбы и протесты. Но он сдержался, хотя его тело нагляднейшим образом показало свою готовность. Это заставило ее мысль напряженно работать. Может быть, у него в душе все-таки есть то благородство, которое она заметила в нем при встрече в замке Стонхем? Не много мужчин прислушалось бы в такой ситуации к женским протестам, тем более что она протестовала отнюдь не самым отчаянным образом. Однако же Рольф прислушался, хотя от его глухих проклятий уши ее горели, пока она одевалась.
Она думала, что сможет восстановить в памяти любую деталь недавней встречи, каждое произнесенное слово. Но оказалось, что по-настоящему она помнит только его руки, блуждающие по ее телу, и ощущения, вызванные ими. Святая Мария, довольно!
Ее горло сжала судорога. Откуда взялась его власть над нею? Даже когда он не трогал ее, звук его глубокого голоса вызывал мурашки у нее по спине, все чувства немедленно обострялись, и тончайшие оттенки слов с легкостью проникали в ее сознание. Уже знать, что он где-то рядом, было достаточно, чтобы вся она напряглась.
При таком ее состоянии можно было считать чудом то, что она вообще могла вспомнить хоть что-то из сказанного им. В голове всплывали разрозненные ощущения и мысли.
Только одно прочно запечатлелось в памяти – слова Рольфа о том, что он никогда не нарушит клятвы, данной королю, несмотря на все свои разногласия с ним. В эти смутные времена, когда бароны продавали собственных родственников так же легко, как и своего короля, такая позиция могла стоить Драгонвику очень дорого, если он утратит осторожность.
Но это заставляло Эннис пересмотреть свой приговор Рольфу, когда она уверяла себя, что он так же фальшив и двуличен, как и Сибрук. Если ле Дрейк не желает предавать короля, тогда как этот монарх сам постоянно сеет недовольство своей деспотичной и коварной политикой и тем самым провоцирует вокруг себя измену, значит, у него больше чувства чести, чем она представляла раньше. Мало кто сохранит верность принципам перед новым мятежом, который разгорается сейчас при королевском дворе. Эннис не имела доступа к государственным тайнам, но Алиса, всегда готовая переносить сплетни, делилась с ней последними новостями. Множество людей, некогда лояльных к королю, ныне покидали ряды его сторонников, готовые в любой момент присоединиться к тому, на чьей стороне, как им казалось, победа более вероятна. Это была весьма рискованная игра, когда любой неверный шаг мог стоить жизни.
Эннис глянула на запертую дверь и вздрогнула – вот еще одна вещь, выводившая ее из равновесия: дубовая доска, из которой она была сделана, была сплошь покрыта резными драконами, этим постоянным напоминанием о лорде Драгонвике – как будто ей о нем надо было напоминать… Даже ее вещи, доставленные из Стонхема – серебряная щетка для волос и зеркало, любимые благовония и пудра, драгоценности из ее собственных шкатулок, – ничто не могло смягчить того, что она по-прежнему
