успеху.
Ярость затмила ему глаза. Теряя самообладание, он резко схватил ее за подбородок и повернул к себе лицом.
– Да, – проговорил он, – я действительно делаю то, что должен, и не обращаю внимания на тех, кто пытается мне помешать. Послушайте, миледи: тот, кто бывает настолько глуп, чтобы встать на моем пути, скоро начинает оплакивать собственную глупость.
– Я ни разу не замечала, чтобы лорд Сибрук что-либо оплакивал, – выпалила она. Эти слова сорвались с ее губ, сжатых его пальцами, как будто он хотел помешать ей говорить.
Рольф смотрел на нее сверху вниз, ошеломленный и возмущенный ее безрассудством. Пятнистая собака заскулила, как будто чуя беду. Воцарилась тишина, прерываемая лишь шарканьем ног и потрескиванием факелов: все затаив дыхание стояли и ждали. Мало кто смел бросать вызов ему так открыто, как эта леди, маленькая и глупая. Он тяжело дышал, пытаясь обуздать свой вспыльчивый нрав.
– Вы заметите, – сказал он мягко и выпустил ее подбородок. Следы от железных перчаток остались на ее лице, и он на мгновение почувствовал стыд за то, что испортил такую красоту. Он забыл снять перчатки и не подумал о том, что случится с нежной кожей от соприкосновения с грубым металлом. Он смотрел на нее. – Я клянусь, вы очень скоро заметите в настроении Сибрука нечто гораздо большее, чем обычное сожаление.
Отвернувшись, он подозвал своего слугу, Вэчела:
– Проследите, чтобы леди Эннис проводили в ее комнату, – приказал он. – И принесите мне ключ, как только она будет заперта.
Краем глаза он увидел, что сэр Гай покачал головой и нахмурил брови. Но вслух рыцарь не сказал ничего, просто перевел взгляд с ле Дрейка на леди, а затем на слугу.
– Да, милорд. – Вэчел помешкал, затем спросил: – Отвести ее в покои в восточном крыле, сеньор?
Рольф сделал паузу. Это был тонкий ход Вэчела, чтобы выяснить, должна ли леди находиться в покоях, соответствующих ее положению, или же ее предстояло бросить в подземелье. Он кивнул:
– Да, Вэчел. Маленькие покои в восточном крыле будут наиболее подходящими для нее.
Леди Эннис немедленно распознала эту игру и сказала с презрением:
– О мой благородный господин! Я буду денно и нощно молиться о спасении вашей бессмертной души…
Посмотрев вокруг, он сказал мягко:
– Я думаю, что сейчас вам следует молиться о вашей собственной душе, миледи. Вы стоите намного ближе к вратам вечности, чем думаете.
Ее глаза расширились и губы задрожали от неподдельного страха. Но это не принесло ему того удовлетворения, которого он ожидал. Он должен был бы радоваться ее испугу. Но никакой радости не было. Вместо этого он чувствовал себя скорее грубым животным; она, очевидно, таким его и считает, и это открытие крайне раздосадовало его.
Одна в маленькой, плохо освещенной комнате, где стоял запах горящих факелов и заплесневелых камней, Эннис была готова поддаться отчаянию, и боязнь этого тяжелым бременем лежала на душе, внося в нее сумрак. Долгие часы физических и духовных мук истощили ее. Она сняла плащ сэра Гая, легла на холодный, неудобный, набитый соломой матрас и спрятала лицо в ладони. По крайней мере, она была наконец одна со своими страданиями.
Проходя через большой зал к винтовой лестнице, что вела наверх, она видела на стенах множество масок каменных драконов. Это окончательно вывело ее из равновесия. Стены, казалось, полны чудовищ, которые скалились изо всех углов и дверных проемов: толстокожие уроды с оскаленными пастями и высунутыми языками, они охраняли залы. Даже на подоконниках возвышались сидящие каменные твари. Обширный зал Драгонвика был полон кривляющихся морд, пришедших из прошлого. И она испугалась, когда почувствовала, что это лишает ее сил.
Только Вэчел был ей поддержкой. Он всячески оберегал ее от враждебности и злобных замечаний охраны. Не очень образованный молодой слуга был благороден в своих словах и поступках, ограждая ее от недружелюбных взглядов конвоиров.
То, что ее считали настолько опасной, что понадобился вооруженный эскорт, было смехотворно. То, что один враг считал нужным защищать ее от другого, было оскорбительно.
И вот теперь она была заперта в этой мрачной комнате, в которой имелись только кровать, стол, табурет и ночной горшок. Изодранная бархатная драпировка трепетала на сквозняке; лампа представляла собой неопределенной формы сосуд, заполненный рыбьим жиром с фитилем из тростника. Она подумала, что это все же лучше, чем дымные, коптящие факелы, освещавшие широкие коридоры Драгонвика.
Смолистые поленья рассыпали опасные искры и грозили каждый миг поджечь ее одежду, которая после сегодняшних испытаний находилась в плачевном состоянии. Ее отороченный горностаем плащ был сорван, вероятно, еще во время боя. Скромное платье синего бархата предназначалось для прогулок по лугам около замка Сибрука, а не для тяжелой длительной поездки. Позолоченная вышивка, обрамлявшая воротник и повторявшаяся на рукавах, порвалась и висела клочьями. Она отнеслась к этому с равнодушием. Отчаяние боролось с усталостью, и Эннис задавалась вопросом, будет ли Рольф ле Дрейк настолько жесток, чтобы удерживать ее в качестве заложницы. Переговоры могли длиться годами, учитывая упрямый характер мужа ее кузины и упорство Дракона. Какой заложник окажется более ценным в этой хитрой игре?
Не особенно успокаивало и то, что для Рольфа ле Дрейка ничего не было важнее возвращения сына. Человек, который посмел в лесу Сибрука выкрасть мальчика из-под носа у хорошо вооруженных людей графа, не станет стесняться в средствах, чтобы достичь своей цели и избежать возмездия. Или отомстить самому.
Закрыв глаза, Эннис вздрогнула. Да, она была надежным и ценным заложником в этой игре. И не в ее силах разрушить хитроумные планы и найти способ спасти себя. Это было бы возможно, думала она с дрожью, если бы Дракон не ужасал ее с каждой минутой все больше и больше. Эннис удивлялась, вспоминая тот день в Стонхеме. Где доброта, которую она увидела в нем? Он проявил такую нежность и любовь к своему ребенку – мало кто из рыцарей, знакомых ей, способен на подобную силу чувств. Неужели все это было просто маскировкой? Нет, она уверена, что никто не смог бы так притвориться, изображая хрипоту голоса, блеск слез в глазах, когда она уводила Джастина. Это был тот же самый человек, который
