— Ум — тоже вид сознания. Он носитель предельного отрицания. Он — кульминация разрушения. Сутра ставит тоже концепцию ума. В ней заложено отречение. Любое отречение есть вид отрицания. Это мы видим в Хинаяне и Махаяне. Низшие Тантры в виде Крийя, Чарья, Йоги идут путём очищений. Очищение от чего? Чтобы очиститься нужно что-то отрицать в себе. Итак, в них большая доля отрицания. Она не такая потрясающая, как у ума, но достаточная для снижения чудес. Тем не менее с уменьшением уровня отрицания повышаются виды чудес. Высшие Тантры стремятся к трансформации существа человека. Маха-йога, Ану-йога, Ати-йога практикуют сознание. Доля отрицания при этом сводится до минимума. Изначально это тоже конструкции ума. Какой ум может иметь минимум отрицания?

— Тот, который приближается к свойствам непосредственного восприятия.

— Итак, непосредственное всегда тут и теперь. Оно мгновенное. Для памяти здесь нет оснований. Значит, для ума нет базы. Нет памяти — нет ума. Но это не безумие, а существование вне пространства и времени. Нет вчерашнего и нет завтрашнего. Тысячи лет вперёд и назад для такого существа всегда здесь и сейчас. К этому и стремятся все практики. С точки отсчёта каждой конструкции ума будет получаться только своё. Почему?

— Ум вносит ограничения через знания и законы.

— Верно. Закон кристаллизует. Он умерщвляет непосредственное восприятие.

— Больше всего законов возникнет в двойственном уме.

— Почему?

— По его примитиву и слабости. Поэтому, чтобы отобразить живое, необходимо создать сложную сеть понятий и обширное число законов. Так происходит окаменение живого. Законами живое не улучшить.

— Чем отличается конструкция ума в Упанишадах?

— Всё есть Брахма. Ты — это Брахма. Брахма — это ты.

— Следовательно, ты и есть всё. А также, ты и есть ничего. Отсюда Нагарджуна развивает шуньяваду. Вспомните, Махаяна берёт в основание мировоззрения шуньяту. Таким образом, Третья Колесница приблизила ум к минимуму отрицания. Кого ты будешь обвинять в своих страданиях, если всё есть ты?! Где внешний мир и где внутренний мир, если всё воспринимается только сознанием. И нет ничего вне сознания. Даже «ничего» и «вне сознания» уже находится в сознании. В таком мировоззрении ум приходит к тому, что зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, тело и сам ум — есть свойства. Тогда ум задаёт вопрос: кого я вижу, когда смотрю?

— Получается, что самого себя.

— То же самое будет с другими органами сознания. Такая конструкция ума не вместится ни в одну предыдущую конструкцию и категорически будет отрицаться умом людей Запада. Но это тоже ум. Что следует из реализаций ума? Ум людей Запада создаёт всё неживое и уничтожает живое. Ум, приближающийся к «дана», создаёт живое из неживого. Вот вам пример.

С этими словами Дон Мен взял в руки пиалу, и она превратилась в птицу. Затем опять пронёсся вихрь особого восприятия. Появилось несколько юношей. Каждый из них имел в руках предмет: кто неживую ветку дерева, кто камень, кто сосуд с водой. Ветка ожила в руках юноши и стала цвести. Камень превратился в соловья, и тут же раздалось пение. Сосуд с водой обернулся в тигра. Тигр огляделся и направился к выходу.

— Но никто из них не способен из живого сотворить неживое, — прокомментировал Дон Мен. — Такой же бездарностью обладаю и я. Они не способны убивать, но умеют воскрешать мёртвых. Они лишены отрицания вообще. Эти «дана» представляют полярную противоположность людям Запада. С этим я и появился в этом мире.

— Стало понятным, что все люди стремятся к созиданию.

— Да. Даже люди Запада созидают механизмы. Они мечтают создавать живое. У них есть интуитивные стремления к снятию отрицания. Поэтому они провозглашают любовь, счастье, одухотворённость.

— Получается, что все практики устремлены к созиданию живого. Но в каждой практике это получается на своём уровне согласно конструкции ума.

— Это так.

— Как отнестись к существованию вне пространства и времени? Даже тут всё течёт последовательно.

— В том ещё один «секрет» незримого существования монастыря Дон Мена. Я же сам практикую ход, обратный вашему. Лишенный отрицания от рождения, я должен обучиться всем его уровням. Как видите, нам уже кое-что удаётся. Только благодаря отрицанию я беседую с вами. Только благодаря отрицанию я смог разобраться в практиках, начиная с Хинаяны и до Дзогчен. Этому я обучаю всех «дана» в монастыре. Благодаря отрицанию происходит формирование. Они умеют сочетать создание формы и снятие её.

Тут вновь появились «дана». Они повисли в воздухе и повернулись к собравшимся. Несколько присутствующих монахов стали таять. Они становились всё прозрачнее и объёмнее. Наконец, их тела исчезли. В ходе этой потери материи они светились радужными сияниями. Вид красочного свечения впечатлял. Оно не было местным, как от горящей свечи, а заполняло всё пространство.

— Теперь они вне пространства и времени.

— На них оказано стороннее влияние.

— Эти слова от ума.

— Разве не испытали мы чувства покоя, когда появились девушки — «дана»? Вы говорили до этого, что нельзя передать эмоции другим людям. Мы с этим согласились. Теперь мы видим противоречие.

— В этой конструкции вопроса поставлена линейность. Этот достойно лишь людей Запада. Хотя в моих оценках Девяти Колесниц просматривалась закономерность уменьшения отрицания, но на деле нет линейного процесса в практике. Всякий раз вы будете переходить из локи в локу. Как только вы попадаете в очередную локу, то тут же законы предыдущих лок прекращают своё существование. Эта дискретность перестраховывает природу человека. Поэтому, то, что понятно и согласуется с конструкцией ума в одной локе, будет противоречием в другой. Приведу пример: вам легко понятны древние Упанишады, но человек Запада возмутится, что вы претендуете тем самым на место Бога. В конструкции его ума Бог поставлен в линейную иерархию. В конструкции Упанишад нет линейности, и, следовательно, нет иерархии. Когда вы пройдёте полную практику второго тела, то внешний мир и вы — это одно и то же. Поэтому не будет больше «стороннего влияния». Были выбраны те монахи, которые составляют часть возможного существования вне пространства и времени. Они не согласятся, с тем, что чудо произошло помимо их воли. Впрочем, спросим их сами. С этими словами радужные тела стали сгущаться. Это зрелище было не менее прекрасным, чем исчезновение. Всё стало оживать и казалось, что жизнь имеет материальную осязаемость.

— Дон Мен уже ответил на ваши вопросы, — тут же сказал один из них.

— Это я совершал превращения вместе с «дана». К ним я готовился долгие годы, — сказал другой. — Теперь тело обстоятельств созрело в этом месте.

— Они, что, присутствовали при нашей беседе? — удивился монах.

— Они были везде одновременно. Кроме того, там, где нет времени и пространства, понятно всё напрямую. Там прими тив слов не нужен. Именно двухполярным умом всё сужается в тонкую нить не только слов, но и практики пространства и времени. Мы имеем феномен преобразования средствами ума из вневременного существования в пространство и время.

— Это понимается проще. Значит, нет в уме ничего плохого.

— Разве я сказал, что ум плох?

— Нет. Но внешне воспринимается…

— Потому, что вы отдали предпочтение живому и удовлетворённому сознанию. Вы исходили из аксиом Будды. Следствием этих аксиом является однонаправленное убегание: от страданий к благу. Ум продуцирует неживое. Поэтому сознание его не любит. Ум продуцирует пространство и время. За это сознание его тоже не любит. Сознание впадает в благостное ощущение при вневременном качестве переживаний.

— Получается, что биологическое время относительно.

— Да. По мере перехода сознания от отрицания к созиданию пространство вырождается, а время переходит в вечность. Это может наблюдать даже обыденный человек. Люди Запада приковали сознание к физическому времени. Они верны себе. Физическое время — это время неживой материи. Они упорно