спросила Тони, имеется ли здесь таковой.

— На берегу есть душ, вода отличная. Там можно и постирать. После обеда покажу тебе почту и всю деревеньку. Полотенце и мыло можно взять у меня.

Недостатка в этом я не испытывала — косметикой могла бы одарить несколько экипажей. Взяв необходимое, села в тузик. Тони продолжал:

— Нужно отремонтировать уключины, но в последние дни стоит такая невыносимая жара, что я все откладываю. Впрочем, плаваю я для удовольствия.

На яхте мне стало ясно, что в ремонте нуждаются не только уключины. Многое свидетельствовало о том, что жара затянулась.

Тони накормил и напоил меня до отвала и повез в порт, т. е. на кусочек бетонного причала. Он также горячо убеждал меня, что яхтсмены-одиночки должны помогать друг другу. Очевидно, в Таиохаэ находился давно — отлично знал экипажи всех яхт и местные обычаи.

Мы вылезли на пирс, заваленный мешками с копрой, и направились к бане. Бетонная будка была разделена на две кабинки. В каждой имелся душ, к удивлению, исправный. Перед будкой стояло бетонное корыто с краном — именно его Тони рекламировал в качестве прачечной.

Вода была чудесная. Считалась холодной, но в такой холодной воде я купалась бы всю жизнь. И мягкая — мыло пенилось отлично. В кабинках, несмотря на их убогость и явную принадлежность всем, т. е. никому, было чисто.

Затем мы отправились на почту — до нее было не дальше броска камнем. В крошечном домике хозяйничали две черноволосые и черноглазые панны и пан, явно начальник. Панны скучали возле окошек, пан стоял у стены, скрестив руки. Тони проходил военную службу в Европе, где нахватался немного французского, так что сходу принялся обхаживать панн, чтобы извлечь мою почту. Панны сначала не реагировали, но когда начальник сказал им несколько слов на полинезийском языке, вытащили мешок с письмами. Тони-экскурсовод продолжал действовать:

— Сегодня регистрироваться к полицейскому не ходи — уже поздно. А завтра пятница, тоже ни к чему начинать служебные дела. Впрочем, у меня нет уверенности, что он работает в пятницу, но в субботу и воскресенье — точно не работает. Пойдешь в понедельник. Сейчас я покажу тебе пекарню, магазин, а потом пойдем в ресторан, съедим по большому бифштексу. Там и прочитаешь письма.

В пекарню можно было войти в любое время, здесь всегда был свежий хлеб, похожий на булку, которым торговал сам пекарь или кто-либо из его многочисленных детей. Такие же порядки были в магазине. Товары в нем меня не изумили, зато цены — напротив. Тут можно было купить кое-какие консервы, консервный ключ, грабли и кока-колу, — о диво! холодную, как лед. Владелец магазина был одним из немногих жителей Таиохаэ, свободно говорившим по-английски. Яхтсмены очень дорожили знакомством с ним — он торговал горючим, товаром здесь дефицитным. Кроме того, представлял филиал частного банка и обменивал валюту, причем по весьма учтивому курсу.

Тони представил меня, я получила признание и для меня зажглись зеленые огни во всей деревне.

Ресторан располагался на большой веранде. Я отметила, что на столах постелены чистые скатерти — заведение, очевидно, первоклассное. Мы уселись, кроме нас, желающих поесть не было. Долгое время нас никто не беспокоил. Наконец появилась сонная панна.

— Пожалуйста, два бифштекса! — распорядился Тони.

— Нет.

— В таком случае что-либо другое.

— Ничего нет.

— Как это, ничего нет? Ведь это ресторан!

— Раз я говорю нет, значит, нет, — панна начала терять терпение.

— В таком случае, пожалуйста, кофе.

— Кофе нет.

— А чай?

— Чая тоже нет, — панна была явно обижена.

У Тони было совершенно глупое выражение лица. Я почувствовала себя в своей тарелке. Мой экскурсовод размышлял вслух:

— Как это — ничего нет? Не понимаю — ресторан и нет еды.

— Может не подвезли, — утешала я Тони, ты же сам говорил, что все продукты привозят сюда на судне раз в неделю.

Но Тони не сдавался.

— В таком случае, что можно заказать?

— Вино. Розовое.

Вино действительно было. Розовое и теплое. О, экзотическая Полинезия!

Весь следующий день я работала. Соскребла моллюсков с ватерлинии, проверила такелаж, который выглядел очень прилично, перелила горючее из запасных канистр в баки и начала возить на плоту питьевую воду. Тони не советовал приближаться на яхте к набережной — для бортов это было небезопасно. Впрочем, здесь все экипажи пополняли запасы воды не за один раз. В глубоком заливе путешествия на плоту в микроскопический порт не угрожали мне опрокидываниями. Зато при малой воде я была вынуждена залезать на набережную по отвесной стенке. Я так наловчилась это делать, что ни разу ни мне, ни сверткам не пришлось приводниться.

Вечером Тони пригласил меня посмотреть на ночной Таиохаэ. Главная, и единственная, улица шла вдоль берега залива. По ней разгуливали празднично одетые пары, у всех за ушами — цветы. Тони встретил знакомых — местных охотников, которые, как утверждал, спасли ему жизнь, когда он высадился без капли воды на берегу Нуку-Хива. Теперь Тони пригласил их на ужин и мы все направились в негостеприимный ресторан. Веранда была ярко освещена, играла музыка, один из столов был накрыт на четыре персоны. Появилась знакомая нам панна. Тони предусмотрительно заказал что-нибудь поесть. Ответ был неизменным:

— Ничего нет.

— Но рядом стол накрыт на четверых. Есть тарелки и приборы. Значит кто-то придет и будет что-то есть!

— Четверо американцев раньше заказали ужин. Стол накрыт для них, — панна не оставляла нам никаких надежд даже на остатки.

К разговору подключился один из наших гостей. Тихо и вежливо он произнес несколько слов по- полинезийски. Панна улыбнулась, кивнула хорошенькой головкой и исчезла.

Через минуту на стол въехало огромное блюдо с рыбой по-полинезийски и грудой свежего хлеба. Все обрадовались, особенно мы с Тони. Наконец-то свежая еда, с которой так трудно в Таиохаэ. Даже яйца представляли деликатес — последние пять штук Тони купил неделю назад. Мы уплетали местное лакомство, но оказалось, что это была лишь закуска. Затем панна внесла тарелки с огромными бифштексами и два блюда — с картофелем фри и зеленым салатом. Тони был на седьмом небе, наслаждаясь своей мечтой. Я глотала еду молча.

За десертом — блинчики со сметаной, кофе и коньяк — мы принялись обсуждать, у кого увели из-под носа ужин. Если судить по нашему первому опыту, мы уничтожили полугодовой запас местного предприятия общественного питания. При выходе из ресторана мы встретили таинственных «американцев» — экипаж прибывшей утром новогвинейской яхты «Рэд Брумер». Их тоже накормили досыта.

Охотники проводили нас в местный дом культуры. Он представлял собой крышу на столбиках и кусочек дощатого пола. Под неосвещенной крышей играл инструментальный ансамбль на чем-то очень странном. Совершенно иной мир музыки, совершенно иные инструменты. У парней не было никакой аппаратуры, они, вероятно, даже не слышали о микрофонах и усилителях. Вряд ли учились музыке. Играли скорее для себя, но играли прекрасно. Музыка была слышна во всей деревеньке и даже на яхтах. Но она не нарушала тишины Таиохаэ-Бей — была его неотъемлемой частью.

Приятель Тони с другой американской яхты помог мне сменить реостат зарядного агрегата. Оставалось оформить входные документы.

Полицейский не сделал мне замечания, что я явилась на пятый день после прибытия. Очевидно,