телефону с генералом и сообщил ему о происшедшем, потребовал наказания виновных, угрожая в противном случае, что я вызываю из Маньчжурии свои отряд и сделаю переворот в Харбине. Решительность моих требований возымела свое действие, и Д.Л. Хорват заверил меня, что он совершенно нсосвсдомлсн о случившемся и не допускает мысли, чтобы приказ о моем аресте исходил от Ссчкина. Для выяснения всего дела он посылает ко мне помощника Ссчкина, товарища прокурора г. Крылова.
Крылов произвел на меня прекрасное впечатление. Он обещал мне добиться наказания виновных и просил отпустить арестованных мною полицейских.
На следующий день я был приглашен на обед к генералу Хорвату. Он встретил меня радушно и продолжал отрицать какую-либо причастность властей к попытке меня арестовать.
Впоследствии я выяснил все подробности происшедшего столкновения и убедился, что генерал Хорват не был со мной вполне искренен. Попытка моего ареста исходила именно от него и преследовала цель моего удаления из Маньчжурии. Основанием для ареста послужило — обвинение меня в нарушении закона Временного правительства об отмене смертной казни. Временным правительством смертная казнь действительно была отменена, но это не мешало большевикам и распропагандированным солдатам, матросам и рабочим по всей России подвергать мучительной смерти тысячи русских патриотов без всякой вины с их стороны и без всякого суда и следствия. Смешно было при таких условиях говорить об отмене смертной казни; всероссийский бунт, поднятый Лениным, требовал решительных мер для своего усмирения, и беспощадное уничтожение предателей и большевиков являлось единственным средством воздействия па потерявший голову, опьяневший от революции народ. Я убежден, что покойный ДЛ. Хорват отлично понимал это сам, но, к сожалению, как бы то ни было, остается фактом, что главная трудность начала борьбы с большевиками в первый ее период на Дальнем Востоке создавалась не красными, а представителями нашей старой бюрократии.
В этот свой приезд в Харбин я нанес визиты иностранным консулам, которым Детально изложил цельисмысл моих начинаний. В первую очередь мною были посещены японский генеральный консул г. Сато и генеральный консул Великобритании г. Портер.
Идея создания в Сибири противогерманского фронта в принципе встретила одобрение, и мне была обещана поддержка как оружием, так и деньгами. Первая финансовая помощь была оказана Великобританией, что объясняется энергичным содействием г. Портера и вице-консула г. Хил-ла. Вскоре из Пекина прибыл майор Денни, который был назначен состоять при штабе моего отряда. Следом за Великобританией последовала помощь и от Франции, посольством коей был командирован в штаб моего отряда капитан Пслльс, известный своими научными исследованиями по Китаю.
По рекомендации японского генерального консула я познакомился с Генерального штаба полковником Куро-сава, впоследствии бывшим начальником Военной миссии в Чите и позднее гснсрал-квартирмейстсром Главного штаба в Токио, ныне покойным. У меня осталось о нем лучшее воспоминание, как об умном, образованном офицере и на редкость порядочном человеке. По его представлению, японское правительство командировало ко мне спсииаль^ иую миссию во главе с капитаном Куроки, до конца своей жизни оставшимся искренним и преданным моим другом. Чувства моей братской привязанности и глубокой дружбы к капиталу, впоследствии майору, Куроки навсегда останутся неизменными в моем сердце. Мы весьма близко сошлись с покойным майором. Наши взгляды на развитие политических событий в Восточной Азии, на неизбежность развития коммунистического движения в Китае и Монголии и на необходимость большой работы на пути объединения народов Востока и создания Великой Азии оказались совершенно тождественными. Эта наша духовная близость была замечена и надлежащим образом зафиксирована в наших дипломатических представительствах в Пекине и Урге, а затем использована и большевиками, которые получили в свое распоряжение весь дипломатический архив.
Государственное советское издательство выпустило объемистый труд, озаглавленный «АТАМАН СЕМЕНОВ И МОНГОЛИЯ», в котором уделило много места покойному майору Куроки, хотя и приписало ему совсем не то, что было в действительности.
Неудивительно, что большевики, составляя историю гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке, использовали факты так, как им было выгодно, и, не ограничиваясь этим, не остановились даже перед явными подлогами и передержками. Это сродни большевистской натуре и не может почитаться чем- либо из ряда вон выходящим.
Гораздо удивительнее, что некоторые эмигрантские деятели в своей слепой и непонятной ненависти ко мне даже теперь, на исходе двадцатилетней давности событий, не останавливаются перед тем, чтобы использовать большевистские методы и материалы в своих попытках тем или иным путем дискредитировать меня.
Не так давно в эмиграцию кем-то были пущены анонимные листовки, в которых фигурировал фотографический снимок с якобы подписанного мною соглашения с советскими властями о совместной с ними работе в Монголии. Клише этого явно подложного документа помешено в указанном выше советском издании «Атаман Семенов и Монголия», и снимок был извлечен оттуда, по-видимому, в целях политической борьбы со мной. Нечего и говорить, что подобные малочистоплотные приемы не могут достичь своей цели, потому что даже поверхностная экспертиза установила явную апокрифичность приведенного документа, но они с достаточной красочностью характеризуют моих противников, их неразборчивость в средствах и всю глубину их ненависти ко мне.
Глава 15 ПОДГОТОВКА К ВЫСТУПЛЕНИЮ
Обстановка и настроение населения не благоприятствовали организации антибольшевистского движения в то время. Силы большевиков росли быстро и повсеместно, так как народ, утомленный войной и развращенный Временным правительством, легко поддавался гипнозу весобеща-ющих лозунгов коммунизма и вдохновлялся ими на дикий разгул и преступления ради наживы, мести и пр. Грабеж и бессудные убийства интеллигенции, офицерства и всех инакомыслящих стали обычным явлением и почитались чуть ли не идейным долгом каждого большевика. Казалось, самый воздух нашей родины был насыщен гарью и кровью в это проклятое время. Агитаторы большевиков натравлицали молодежь на старшее поколение, солдат на офицеров, рабочих на городскую интеллигенцию, облекая всякое хулиганство и преступление в тогу геройства и революционной доблести. Понятия о долге, морали и чести потсояли всякое значение и были отметены как контрреволюционные предрассудки. Вихрь разнузданности кружил головы людей и бросал их в бездну полного нравственного падения. Зверь из бездны со всеобъемлющей алчностью торжествовал на Руси.
Попытки немногих людей, решившихся в эти сумбурные дни выступить с призывом к отрезвлению и прекращению творившегося безобразия, терялись в общем разгуле черни и разбежавшихся с фронта солдат и звучали скорее иронически. И в этих условиях силы формируемого мною полка, как я упоминал выше, все же росли; медленно и постепенно полк пополнялся за счет отдельных бойцов, просачивающихся сквозь большевистские рогатки к границам Маньчжурии. Монгольская бригада находилась еще в пути. Союзные представители при моем штабе ожидали со дня на день прибытия оружия. В Маньчжурии наскоро сбивались части войск и проходили первоначальное обучение, осваивая военную технику. Время шло. Приближалась весна. Большевики стягивали части из Европейской России на Семеновский, как они называли, фронт. Особое внимание большевиков на этот фронт было привлечено фактом разоружения обольше-вичепных солдат в Хайларс, Маньчжурии и Даурии. Будучи эвакуированными в Читу и дальше на запад, эти солдаты разнесли с собой фантастические сведения о моих силах и возможностях.
В начале января большевики усиленно начали вооружать красную гвардию и рабочих Забайкальской железной дороги. Вообще, оружие свободно раздавалось всем, кто стоял за советскую власть. Необходимо
