от прибылей по торговле телефонными шлюхами в нашем штате! Но речь идет о газовой камере! Кто пришил Грега Хадсона?

— Хадсона? Это тот тип которого убили вчера? На этот раз слово взял Аллисон.

— Он самый.

— Мы тут ни при чем, — заявил Маунт. — До вчерашнего дня я о нем даже не слыхал!

— Я тоже! — сказал Аллисон.

С такими херувимами очень трудно работать, никогда не поймешь, когда они врут, а когда говорят правду. Напрасно я вглядывался в их честные и открытые лица, напрасно бомбардировал вопросами. Чем больше расспрашивал, тем больше убеждался в их искренности. В общем-то они были мало осведомлены. Можно было допустить, что догадывались об общем характере предприятия. Но смутно. Да, они работали на Хартли, но сфера его деятельности была разнообразной и в основном тайной — О Свенсоне им ничего не было известно, кроме того, что тот командовал Хартли. Знали они, что Свенсон водился с весьма подозрительными типами, но к ним парни не имели никакого отношения.

— Попробую рискнуть и поверить вам, — заявил я, наконец. — Как и обещал, полицейским о вас ничего не скажу, слово свое сдержу. Но будьте осторожны. Если вдруг кто узнает, но я вас не заложил, мне грозят крупные неприятности. Так что договоримся: ни я о вас, ни вы обо мне никогда ничего не слышали! Понятно?

Они сказали, что понятно. Я убрал назад в кобуру свой кольт, направился к двери, потом, обернувшись, спросил:

— А что вы теперь намерены предпринять?

— Какое вам до этого дело? — хмуро ответил Аллисон, пожимая плечами. — Кто его знает!

Я распрощался с мальчиками, решив, что им есть о чем поговорить. Был уже шестой час, и, прежде чем отправиться в Палмдейл, решил заскочить к себе в контору.

На этот раз Флоренс Дигби решила избавить от эксплуатации свою пишущую машинку. Сидя за столом, она перелистывала огромный иллюстрированный журнал, сверкавший глянцевой бумагой.

— Привет, мисс Дигби! Что нового? Она посмотрела на меня, как всегда, весьма неодобрительно.

— Мистер Престон, я работаю в этой конторе, а не где-нибудь на стороне! Само собой разумеется, не рассчитываю видеть вас здесь весь день, но если бы знать, где можно вас застать, когда вы столь блистательно отсутствуете, это доставило бы огромное удовольствие вашей маленькой перегруженной делами секретарше!

— Что верно, то верно! — согласился я с виноватым видом. — Но день оказался напряженным. Это второе убийство — и все такое прочее!

— Любопытство девушки, конечно, тут же достигло апогея, пришлось минут пять потрепаться с нею об обстоятельствах убийства Хартли.

— А теперь, когда вы удовлетворили свой кровожадный интерес, — сказал я, может быть, расскажете, что происходило тут за время моего отсутствия?

Мисс Дигби заглянула в блокнот.

— Этот Чарли, у которого совершенно непроизносимая фамилия, он трижды вам звонил в течение последнего часа. Голос у него был очень рассерженный.

Это она имела в виду Сюрприз-Чарли. У него итальянская фамилия из семи слогов, что-то вроде Сюрпризеттомолино, одним словом, язык сломаешь; кабацкие лингвисты преобразовали эту фамилию просто в Сюрприз.

— Рассерженный? А сказал, по какой причине?

— Прежде всего потому, что вас не было на месте. Он просил позвонить ему, сообщил номер телефона.

— Хорошо. Что еще?

— Звонил какой-то Свинсон или Свенсон. Он тоже просил позвонить.

— Хорошо. Соедините меня сначала с Чарли. Когда, наконец, я услышал голос Чарли, то понял, что мисс Дигби не преувеличивала: парень был вне себя.

— Престон? Так что же вы, какая подлость? Чтоб я еще когда-нибудь вам о чем сообщил! И всем расскажу, так и знайте! Никто с вами не станет разговаривать в нашем городе!

Он не дал мне времени даже сказать ему «добрый день».

— Чарли, да что ты? А он продолжал вопить:

— Еще спрашиваете! Сколько других простаков вы сегодня еще охмурили? Вот что я хочу вам сказать, Престон…

— Потом, Чарли! — резко перебил его я. — Потом мне все скажешь. Всему свое время. Сначала объясни, какие у тебя ко мне претензии!

Он презрительно фыркнул.

— Вот оно что! Значит, вы тут ни при чем! Это не вы напустили легавых на Бицепса Смайноффа?!

Я напустил, он был прав. Это произошло не так, конечно, как себе представлял Чарли, но истина заключалась в том, что так оно и было. Когда я спросил у Чарли адрес Смайноффа, то намеревался найти его и вытянуть кое-какие сведения, ничего больше. В тот момент Хартли еще был жив. Убийца с кухонным ножом пока не объявился. Смерть Хартли все изменила, в том числе и мои планы. Не было оснований предполагать, что Смайнофф знал что-нибудь об обоих убийствах, но я решил, что полиция поступит правильно, задержав его. Если Бицепсу что-либо известно — хорошо, если нет, — ничего с ним не случится, не умрет. Но и в том, и другом случае Свенсон почувствует, что полиция наступает на пятки. С учетом всех этих обстоятельств я полагал, что вправе лишить Чарли оснований подозревать меня. Не врать ему, разумеется, но дать понять, что он ошибается.

— Вы меня слушаете, Престон?

— Да. Пытаюсь сообразить. Если я тебя правильно понял, полицейские загребли Бицепса, а ты полагаешь, будто адрес им сообщен был мною?

Моя реакция его несколько успокоила, и тоном уже менее агрессивным он сказал:

— Пытаетесь уверить меня, будто вы ни при чем?

— Чарли, слово чести, я не давал его адреса никому!

— Слово чести? Значит, можно вам верить?

— Конечно! Ты должен мне верить! А теперь расскажи все с самого начала. Что, собственно, произошло?

— Не надо на меня сердиться, Престон, — сказал Чарли смущенно. — Вы не сердитесь, а? Я, правда, думал…

— Ладно, ладно, Чарли, оставим это! Не сержусь на тебя. А теперь все же скажи, что, собственно, произошло?

— Ну хорошо… Все началось сегодня примерно в час дня.

Вдруг внезапно около дома Бицепса останавливается полицейская телега. Оттуда сыплются легавые, все с пушками. А Смайнофф, он живет под самой крышей, вы помните. Он, наверное, услышал шухер и начал их поливать из своей гаубицы, у него, я полагаю, 44-й калибр. Один легавый схлопотал себе в ляжку, а другие попрятались. — Он хихикнул, потом продолжал:

— Вы слишком молоды, Престон, чтобы помнить добрые старые времена, но очевидцы уверяют: было как в кино! Легавые бросаются вверх по лестнице, выламывают дверь, а Смайнофф, конечно, уже ноги в руки и смылся! Пока полицаи прохлаждались, он выскочил в окно на крышу и утек.

Я восторженно присвистнул.

— Стало быть, убийца на свободе! А тот полицейский, что схлопотал пулю, что с ним? Кто он?

— Да ну! Ничего серьезного. Застряла в мягких тканях. Его Кентом зовут. Знаете?

— Нет. А почему вдруг Смайноффа решили загрести. И где он сейчас?

У Чарли, видимо, вновь пробудились подозрения.

— Мне неизвестно, где он укрылся, если вы это хотите знать.

— Ты прекрасно знаешь, что меня интересует совсем не это. Мне бы хотелось просто знать, почему за ним охотится полиция. И еще, почему все считают естественным то, что он начал отстреливаться.

— Все думают, будто из-за убийства. Что Смайнофф зарвался, вообразил себя большим уркой. Парни, что знают его много лет, понять не могут, чего ради вдруг он стал устраивать всю эту Хиросиму, не виси на