Как мы видели в предыдущей главе, устная речь предваряет письмо (см. § 1.4.2). Другими словами, первичная субстанция языкового плана выражения — звуки (а именно, диапазон звуков, производимых человеческими органами речи); письмо же представляет собой, в сущности, способ перенесения слов и предложений некоторого языка из субстанции, в которой они нормально реализуются, во вторичную субстанцию начертаний (видимые значки на бумаге или камне и т. п.). Возможен дальнейший перенос — из вторичной в третичную субстанцию, как, например, при передаче сообщений по телеграфу. Сама возможность осуществления такого переноса (его можно было бы назвать «транссубстанциацией») свидетельствует о том, что структура языкового плана выражения оказывается в весьма значительной степени независимой от субстанции, в которой она реализуется.

Для простоты рассмотрим сначала языки, использующие алфавитную систему письма. Допустим, что звуки языка находятся в одно-однозначном соответствии с буквами алфавита, используемыми для их представления (другими словами, что каждый звук представлен особой буквой и каждая буква всегда обозначает один и тот же звук). Если это условие будет выполнено, не будет ни омографии, ни омофонии — будет одно-однозначное соответствие между словами письменного языка и словами устного языка, и (исходя из упрощенного предположения, что предложения состоят только из слов) все предложения письменного и устного языка будут также находиться в одно-однозначном соответствии. Поэтому письменный и устный языки будут изоморфны. (То, что, как мы уже видели, письменный и устный языки никогда не бывают совершенно изоморфны, здесь не имеет значения. В той степени, в какой они не изоморфны, — это разные языки. Это одно из следствий того принципа, что язык есть форма, а не субстанция.)

Чтобы предотвратить недоразумение, мы будем пользоваться квадратными скобками для отличия звуков от букв (это стандартное условное обозначение; ср. § 3.1.3). Так, [t], [е] и т.д. будут обозначать звуки, a t, е и т. д. будут обозначать буквы. Теперь мы можем ввести различие между формальными единицами и их субстанциальной реализацией посредством звуков и букв. Когда мы говорим, что [t] находится в соответствии с t, [е] — с е, и вообще, когда мы говорим, что определенный звук находится в соответствии с определенной буквой и vice versa, мы можем истолковать это утверждение в том смысле, что ни звуки, ни буквы не являются первичными, но и те и другие суть альтернативные реализации одних и тех же формальных единиц, которые сами по себе являются совершенно абстрактными элементами, независимыми от субстанции, в которой они реализуются. Для целей, преследуемых в настоящем разделе, назовем эти формальные единицы «элементами выражения». Используя для их обозначения цифры (и заключая их в косые скобки), мы можем сказать, что /1/ обозначает определенный элемент выражения, который может реализоваться в звуковой субстанции звуком [t] и в графической субстанции буквой t; что /2/обозначает другой элемент выражения, который может реализоваться как [е] и е, и так далее.

Теперь ясно, что точно так же, как шахматные фигуры могут быть сделаны из различных сортов материала, один и тот же набор элементов выражения может быть реализован не только при помощи звуков и начертаний, но и во многих других видах субстанции. Например, каждый элемент мог бы реализоваться светом того или иного цвета, определенными жестами, посредством определенного запаха, бoльшим или меньшим пожатием руки и т. д. Можно даже, очевидно, построить коммуникативную систему, в которой разные элементы были бы реализованы различными видами субстанции — систему, в которой, например, элемент /1/ реализовался бы звуком (любого рода), /2/ — светом (любого цвета), /3/ — жестом руки и т. д. Однако мы не будем учитывать эту возможность и лучше сосредоточим свое внимание на способах реализации элементов выражения посредством различий в некоторой однородной субстанции. Это более типично для человеческого языка. Хотя устная речь может сопровождаться различными конвенциональными жестами и тем или иным выражением лица, эти жесты и мимика не реализуют формальных единиц того же уровня, что и единицы, реализуемые звуками, входящими в состав сопутствующих жестам слов; иначе говоря, определенный жест, сочетаясь со звуками, не образует слова, как это имеет место при сочетании двух или более звуков, образующих слово.

В принципе элементы выражения языка могут быть реализованы в субстанции любого рода, если только будут удовлетворяться следующие условия: (а) отправитель «сообщения» должен иметь в своем распоряжении необходимый аппарат для того, чтобы производить значимые различия в субстанции (различия звуков, начертаний и т. д.), а получатель сообщения должен иметь аппарат, необходимый для того, чтобы воспринимать эти различия; другими словами, отправитель (говорящий, пишущий и т. д.) должен иметь необходимый «кодирующий» аппарат, а получатель (слушающий, читающий и т. д.) должен иметь соответствующий «декодирующий» аппарат; (b) сама субстанция как среда, в которой устанавливаются эти различия, должна быть достаточно устойчивой, чтобы сохранять различия в реализации элементов выражения в течение того времени, которое при нормальных условиях коммуникации необходимо для передачи сообщений от отправителя к получателю.

Ни одно ни другое из этих условий не требует подробных комментариев. Тем не менее краткое сравнение речи и письма (точнее, звуковой и графической субстанции) может быть полезно с точки зрения выяснения: (а) их доступности и удобства и (b) их физической устойчивости или прочности.

В своих размышлениях о происхождении языка многие лингвисты приходили к заключению, что звуки — это наиболее подходящий материал развития языка по сравнению со всеми другими возможными средствами. В противоположность жестам или любой другой субстанции, в пределах которой различия воспринимаются посредством зрения (весьма развитого чувства у человеческих существ), звуковая волна не зависит от наличия источника света, и ей обычно не препятствуют предметы, лежащие на пути ее распространения: она в равной мере подходит для коммуникации как днем, так и ночью. В отличие от разных видов субстанции, в пределах которой необходимые различия производятся и воспринимаются при помощи осязания, звуковая субстанция не требует, чтобы отправитель и получатель находились в непосредственной близости; она оставляет руки свободными для деятельности другого рода. Какие бы другие факторы ни могли влиять на развитие человеческой речи, ясно, что звуковая субстанция (тот диапазон звуков, который соответствует нормальным произносительным и слуховым возможностям человека) удовлетворяет условиям доступности и удобства достаточно хорошо. Только относительно небольшое число людей физически не способно производить или воспринимать различия в звуках. Если иметь в виду те формы общения, которые, как можно предполагать, были наиболее естественными и необходимыми в первобытных обществах, то можно считать звуковую субстанцию достаточно удовлетворительной и в отношении физической устойчивости сигналов.

Графическая субстанция до некоторой степени отличается от звуковой субстанции с точки зрения удобства и доступности: она требует применения того или иного орудия и не оставляет руки свободными для выполнения каких-либо сопутствующих коммуникации действий.

Значительно более важным, однако, является то, что они отличаются друг от друга по долговечности. Вплоть до относительно недавнего времени (до изобретения телефона и звукозаписывающей аппаратуры) звуковую субстанцию нельзя было использовать как вполне надежное средство коммуникации, если отправитель и получатель не присутствовали в одном и том же месте в одно и то же время. (Носители устных преданий и посыльные, к которым обращались для передачи того или иного сообщения, должны были полагаться на память.) Звуки сами по себе как бы затухали и, если не были немедленно «декодированы», утрачивались навсегда. Но с изобретением письма для «кодирования» языка было найдено другое, более долговечное средство. Хотя письмо было менее удобно (и поэтому неупотребительно) для более кратковременной коммуникации, оно делало возможным передачу сообщений