Главное расхождение теософии и христианства — это различие именно философий: философии пантеистической и персоналистической. Христианство полагает, что о Боге можно говорить как о Личности, теософия считает, что это недопустимо.

У слова личность долгая философская история, но даже если брать тот его смысл, который устоялся в дохристианской мысли, то и тогда церковные богословы имеют право свидетельствовать о Боге как Личности. Первичный смысл слова ипостась (которым в богословском языке Церкви и выражается тайна личности) — конкретное существование, отличимое от любого другого. Под природой, 'сущностью' понимался набор свойств, присущих данному классу предметов; под ипостасью — свойства, специфические именно для данного предмета и выделяющие его из круга вещей, с ним однородных: к 'ипостаси' данного утюга относится царапина на его боку и привычка щелкать при переключении… В терминологии Аристотеля, воспринятой византийской мыслью, ипостась — это 'вторая природа', то есть конкретное существование конкретного предмета. Вне человеческого мышления нет такой идеи (природы) луга, на которой паслась бы идея (природа) лошади. Бог реален, конкретен, Он не тождествен нашей идее о Нем. Значит, все-таки можно сказать, что Бог есть ипостась (по формуле Аристотеля 'нет природы без ипостаси').

Более того, к Богу можно приложить термин просопон — другое слово, которое также было переведено на современные европейские языки как 'личность'. Просопон в своем философском значении — это нечто узнаваемое, те признаки, по которым можно узнать собеседника. 'Узнаваем' ли Бог? Может ли человек различить опыт встречи с кошкой и опыт встречи с Богом? — Очевидно, да. Значит, Бог все же как-то отличается от мира. Как заметил А. Ф. Лосев, вера действительно знает свой предмет. Ведь верят (в собственно религиозном, а не обыденном смысле) не во 'что-то вообще'. А в этом случае 'или вера отличает свой предмет от всякого другого — тогда этот предмет определен и сама вера определенна, или вера не отличает своего предмета от всякого другого — и тогда у нее нет ясного предмета, и сама она есть вера ни во что, то есть не вера. Но что такое фиксирование предмета, который ясно отличен от всякого другого предмета? Это значит, что данный предмет наделен четкими признаками, резко отличающими его от всякого иного. Но учитывать ясные и существенные признаки предмета не значит ли знать предмет? Конечно, да. Мы знаем вещь именно тогда, когда у нас есть такие ее признаки, по которым мы сразу отличим ее от прочих вещей и найдем ее среди пестрого многообразия всего иного. Итак, вера в сущности своей есть знание'.

В утверждении инаковости Бога и мира состоит суть мистического богословия. Христианское апофатическое богословие имеет своей целью отличить Бога от мира, а не растворить Бога в мире. Ощутив сверхкачественность Бога, апофатическое богословие противится отождествлению Его с теми или иными конкретно-определенными качествами. Лишь зная Бога, можно сказать, что Он не похож на то, что мы встречали в нашем прошлом опыте. Христианские богословы говорят о том, что Бога нельзя мыслить по образу мира, чтобы ощутить безмерное превосходство Творца над миром и человеком. Но Е. Рерих в апофатических текстах христианской мистики пытается найти подтверждение своей уверенности в том, что вне мира Бога, собственно, и нет.

Так что когда греческие и раннехристианские авторы I-III веков говорили о Боге как об ипостаси, они прежде всего имели в виду, что Бог — не 'абстракция', не 'образ', не 'символ', но подлинное Бытие, реально сущее и отличимое от тварных частей мироздания.

Однако попытки античной философии мыслить о личности были ограниченны: античность не знала понятия личности. Греческое просопон — это маска, латинская персона — тоже; это не личность, а личина. Тем более 'Боже упаси переводить и латинское слово 'индивидуум' как 'личность'! Укажите хотя бы один латинский словарь, где говорилось бы, что слово 'индивидуум' может иметь значение 'личность'! 'Индивидуум' — это просто 'неделимое', 'нераздельное'. И стол и любая кошка есть такой 'индивидуум'', — напоминает А. Ф. Лосев. А ипостась в античности — это синоним латинского субстанция и русского подлежащее, 'подставка'.

И именно потому, что не осмыслен был термин личность, дохристианская мысль содержала в себе действительный и обоснованный запрет на персонифицированное представление об Абсолюте. Этот запрет был преодолен в христианстве путем радикального переосмысления того, что есть личность (ипостась). Теософы, всегда стремящиеся к возрождению доевангельских стереотипов мысли, естественно, не заметили этого и продолжали полемизировать с персоналистическим богословием так, как будто после Пифагора действительно ничего нового в мире философии не происходило.

Какой же довод заставлял дохристианских философов считать, что Божество и личность несовместимы? Индивидуальность, отмечали они, — это отличность одного предмета от другого. И если Абсолют должен вмещать в себя всё, всю полноту бытия, то он не может быть индивидуален. 'Как великому уложиться в малое и космическому в личное?' — вопрошают Махатмы (Иерархия, 273). Для теософии 'зеркало дьявола есть символ привязанности человека к своей личности или самости'. 'Личность есть синоним ограничений', — утверждают Махатмы, а потому нельзя прилагать это слово к Божеству.

Для выхода из этого круга православная мысль предложила различать природу, индивидуальность и личность. За словом индивидуальность закреплены те смыслы, которые относились к ипостаси как 'второй природе', а слово ипостась постепенно начало употребляться в строгом смысле — обозначать субъект действия.

Природа (сущность) — это те специфические качества, которыми обладает данный предмет. Скажем, природа человека в строгом смысле — это то, что отличает человека от животного и ангельского мира. В более широком смысле 'человеческая природа' — это вообще все, что свойственно человеку (независимо от того, роднят ли эти черты человека с горним или низшим миром, или же отличают его от жителей этих миров). Попытки познать природу — это поиски ответа на вопрос 'что есть человек'.

Индивидуальность — это те особенности, которыми отличаются друг от друга носители одной и той же природы. Это различия людей между собой. Можно сказать, что каждый из нас лишь отчасти обладает человеческой природой — каждый на свой лад. Поэтому выявление индивидуализирующих черт — это познание того, как, в какой мере, каким образом данный человек осуществляет свою человечность. Индивидуальность — это и есть аристотелевская 'вторая природа': сущность, явленная в конкретном многообразии.

Наконец, личность — это собственно тот субъект, который обладает всеми природно- индивидуальными свойствами. Само по себе личностное бытие бескачественно. Любые характеристики относятся к природе. Личность же — это тот, кто владеет этими качествами, свойствами, энергиями, кто развертывает их в реальном бытии. Природа отвечает на вопрос 'что?', индивидуальность — на вопрос 'как?', личность — на вопрос 'кто?'. Личность — субъект действий. Индивидуальность — способ осуществления действий. Природа — то, что действует, источник энергий, реализованных, воплощенных ('воипостазированных') действием. Личность оказывается над-качественным, над-природным бытийным стержнем, вокруг которого и группируются природные качественные признаки.

К этому различению конкретного наполнения человеческой жизни от того, что (или, точнее — кто), собственно, наполняется, вновь и вновь возвращается христианская мысль. Одна из основных тем христианской поэзии — это диалог человека с душой ('Душе моя, душе моя! Восстани, что спиши?').

Теософия также устанавливает различение природы, личности и индивидуальности. У человека своей природы, собственно, нет. Все сущее в мире суть проявления одной и той же Единой Энергии, Единой Сущности. Конкретные ее проявления и называются индивидуальными существами. В этих индивидуациях есть более постоянные и менее постоянные сочетания. В тексте, принадлежащем предреволюционному лидеру теософского движения в России Е. Писаревой, читаем: 'Психология Древнего Востока ясно различает бессмертную индивидуальность человека и его смертную личность. Все личное умирает вместе с