коллектива. Чарли воспринимал несправедливости и удары, которые постоянно наносила ему жизнь, как нечто неизбежное. Он не склонял головы, но оборонялся в одиночку и потому терпел поражение за поражением.

История Чарли, рассказанная в «Огнях большого города», — это фактически история гибели всех и всяческих иллюзий. Чарли наивно верил в доброту, в бескорыстность людских отношений, в дружбу и любовь. Но после того как судьба столкнула его с бизнесменом-миллионером, спасенным им от смерти, он убедился, что и доброта, и благодарность, и дружба обманчивы, нереальны в этом мире. Миллионер похож на человека, только будучи пьяным; в обычном же, трезвом состоянии это всего лишь холодный делец. Из- за той же незримой, но могущественной власти денег происходило крушение и скромных, невысказанных надежд Чарли на личное счастье, крах его последних иллюзий. Чаплин возвратил в фильме зрение не только героине, но и герою. Именно потому так беспредельно грустен и трагичен в финале прощальный взгляд изумительных по своей выразительности глаз артиста.

История самоотверженной и благородной любви Чарли к бедной цветочнице составляла одну сюжетную канву кинофильма; история «дружбы» его с пьяницей миллионером — вторую канву. Но обе они тесно переплетались друг с другом и служили одной цели: развенчивали демократические иллюзии и идеалистические представления героя об обществе, построенном на классовом неравенстве. К концу картины Чарли начинал осознавать многие печальные истины; поражения, которые он терпел от жизни, делали уже совершенно немыслимым прежнее слепое существование, бесцельное бродяжничество.

Следующий фильм, «Новые времена», явится естественным и логическим продолжением рассказа о судьбе маленького человека, впервые вставшего на путь протеста. И хотя этот фильм будет решен традиционными комедийными средствами, Чаплин все же утверждал в нем для своего героя именно путь протеста, а в более позднем, «Мсье Верду», он развенчивал путь приспособления к капиталистической действительности. Этот факт имеет, конечно, огромное значение для понимания прогрессивного мировоззрения художника.

Печальный образ Чарли из финала «Огней большого города», расстававшегося со своими иллюзиями о мире, в котором он жил, уже ни в какой мере не походил на облик самого Чаплина той поры. Испытания, выпавшие совсем недавно на долю художника, закалили его, подготовили к борьбе с врагами.

В 1930 году, когда Чаплин заканчивал свою работу над «Огнями большого города», в Голливуд приехали советские киномастера С. Эйзенштейн, Г. Александров и Э. Тиссэ. Их воспоминания воссоздают нам наиболее важные черты портрета Чаплина. Эдуард Тиссэ, в частности, писал в статье «Встречи с Чаплином», опубликованной в газете «Кино» в связи с 50-летием великого художника:

«Шесть месяцев почти ежедневных встреч. Время горячих споров и совместных прогулок. Эти дни, согретые обаянием Чарли, останутся в памяти на всю жизнь…

Мы знали раньше Чаплина таким, каким он выглядит на экране, — меланхоликом, маленьким, мешковатым человечком с расслабленной походкой… А увидели мы человека небольшого роста, но атлетическою сложения, человека, пышущего здоровьем. У Чаплина необычайно хорошо координированы все движения; у него стремительная фигура, эластичная, упругая походка.

Стоило поспорить с Чаплином, как глаза его загорались, становились страстными, пытливыми глазами художника. Достаточно было коснуться интересной темы, как Чарли откликался потоком воспоминаний и аналогий. Только когда речь заходила о его, Чаплина, работе, он пытался отмолчаться.

Особенно живо протекали споры о кинематографическом искусстве. Суждения Чаплина бывали парадоксальны и всегда остроумны… Интерес Чаплина к нашей родине огромен. Он не уставал интересоваться малейшими деталями, которые хотя бы в какой-то мере характеризовали жизнь советского человека».

После выпуска «Огней большого города» Чаплину потребовались вся его энергия, все мужество, чтобы выстоять перед лицом нового испытания и обрести возможность самому перейти в наступление в сатирических произведениях на могущественного Голиафа.

Очередной натиск на художника был произведен кинопрокатной фирмой «Юнайтед артистс». Несмотря на то, что значительная часть акций этой фирмы принадлежала самому Чаплину, она наотрез отказалась распространять «Огни большого города» за границей и даже в штате Нью-Йорк под тем предлогом, что «неговорящая» картина не будет иметь успеха у публики. Чаплин вложил в фильм почти все имевшиеся у него средства, и руководство «Юнайтед артистс» это прекрасно знало. Отказ распространять фильм означал реальную угрозу полного разорения артиста. Шедевр чаплиновского искусства едва не стал его последним творением, вышедшим из стен собственной студии. Сохранить творческую независимость ему помогла лишь единодушная поддержка зрителей почти всех стран мира.

Борьбу за фильм Чаплин начал поездкой в Нью-Йорк, а затем уехал в Европу, чтобы попытаться продать ее там. Англия устроила прославленному артисту еще более торжественную встречу, чем десять лет назад. Но Чаплина волновала прежде всего судьба фильма. «Его нетерпение и нервозность, — вспоминал бывший секретарь художника Карл Робинзон, — с каждым днем все возрастали. За два дня до премьеры его состояние начало меня пугать. Я боялся, что он серьезно заболеет».

Премьера «Огней большого города» прошла в Лондоне с подлинным триумфом. Вскоре после нее Чаплин поехал в Голландию, а оттуда в Германию. Всюду на его пути вставали страшные картины последствий экономического кризиса. Будучи в Берлине, он нанес визит знаменитому немецкому физику Альберту Эйнштейну. Вместе с ним на потсдамскую виллу ученого пришел какой-то англичанин с жестким выражением лица. Артист отрекомендовал его как своего знакомого. За обеденным столом Чаплин был против обыкновения невесел — он находился под впечатлением увиденных им по обеим сторонам Ламанша сцен нищеты и безработицы.

— Капиталистическая система неисправима, — заявил он. — Она по-прежнему сопротивляется любым попыткам внести в нее решительные изменения!

Чаплин долго и горячо говорил на эту тему. Эйнштейн, желая вывести своего гостя из мрачного настроения, сказал:

— Оставив в стороне все теории, скажу вам, что сделал бы я, если б мне дали власть: я собрал бы в одну кучу все деньги, обращающиеся на планете, и сжег бы их!

Чаплин улыбнулся, потом начал бешено хохотать, и Эйнштейн вторил ему. «Никогда еще, — записал свидетель этой сцены, — я не слышал такого громового и в то же время мальчишески чистого смеха, как тот, которому предалась эта пара». Спутник Чаплина, сидевший все время безмолвно за столом,