Сегодня экипаж «Родины» вернулся в Москву. Прямо с вокзала их повезли в Кремль. Прием был небольшой, интимный, в Грановитой палате. Отчет о нем написал Кольцов (см. «Правду» за 28 окт) Дополнение к отчету мен рассказывал Коккинаки.

— Подняли тост за меня, как первого проложившего дорогу на Дальний Восток. Я встал, пошел чокаться. Подхожу к Сталину. Он спрашивает:

— Что такой скучный?

Я говорю, что вот, мол, недавно Бряндинского похоронил.

— Да, — отвечает, — нехорошо получилось.

Подходит к Молотову и Ворошилову и о чем-то шепчется. Потом встает Молотов. Предложил выпить за товарищей, погибших при спасении экипажа «Родины», за Героя Советского Союза Бряндинского. Все встали.

Сталин пригласил Громова за стол президиума.

Громов, выступая, сказал:

— Я считаю, что за этим столом могут сидеть только те летчики, которые в идущем году установили хотя бы международный рекорд. У меня за душой в этом году ничего нет. Вот в будущем году, я надеюсь, можно будет претендовать на место за столом.

Все засмеялись, поняли о чем речь.

Выступил Сталин:

— Вот тут выступали Чкалов, Громов, другие. Одни явно, другие молча просят о новых рекордах. Чкалов — летчик безумно смелый просит разрешения облететь вокруг шарика. Коккинаки — тот просит, чтобы ему просто не запрещали, и он несколько раз обернется вокруг Земли. Нет, мы должны очень строго подходить к рассмотрению всех заявок. Но я прошу также жен и близких этих летчиков — удерживайте их.

Был и такой разговор. Сталин спросил Кокки:

— Почему без жены пришел?

И Громова тоже.

Затем он много говорил о матриархате, о том, что женщины сейчас завоевали многие, если так можно выразиться, матриархальные права.

30 октября

Хочется сделать несколько мелких заметок.

Был на днях Шевелев. Рассказал: докладывал Молотову о положении «Седова». Сказал, что походы «Ермака», «Сталина», «Литке» обошлись на много дороже стоимости «Седова»

Молотов ответил:

— Здесь нельзя на деньги мерить. Здесь речь идет о чести советских моряков.

Магид[55] называет Степана Зенушкина — фельдшером экономических наук, Фисунова — военизированным шариком.

Рыклин встретил Левина. Тот носит часы на позолоченной цепочке. Гриша взял цепочку в руки и задумчиво произнес:

— Златая цепь на дубе том.

….. (зачеркнуто) рассказал историю о обследовании психиатрической лечебницы.

— Не сказывается ли близкое общение на врачах?

— Нет, вот разве ординатор заговаривается, утверждает, что он — Иисус Христос, а ведь Христос — это я!

31 октября

В 11 ч. вечера Коккинаки заехал за мной в редакцию и мы отправились к нему. Еще в машине он сразу задал мне вопрос:

— Слушай, в каком часу пришло позавчера постановление о награждении конструкторов?

(СНК постановил наградить Ильюшина, Поликарпова и Архангельского по 100 000 руб. и «ЗИС» у.

— В третьем ночи.

— Все правильно.

— Что?

— Потом расскажу.

Приехали. Сначала, как водится, сыграли пульку. Володя играл смело, но расчетливо, умно. Затем мы пошли в кабинет. Он оживленно и волнуясь рассказывал:

— Понимаешь, позавчера, около часу ночи (с 28 на 29 октября) раздается звонок. Слушаю. Говорит Сталин.

— Я, товарищ Коккинаки, хочу пред вами извиниться.

— Что Вы, т. Сталин!

— Да, да. Извиниться за вчерашний прием. За то, что Вам такого не сделали.

Я обмер.

— Да что Вы, т. Сталин! Меня встретили и приняли как Бога, на даче, что может быть лучше. И вообще всем доволен. Я стою и краснею.

— Нет, надо было иначе.

— Разрешите, т. Сталин, раз уж Вы позвонили, обратиться к Вам с одним вопросом.

— Пожалуйста!

— Вот тут нелепое положение получилось. Возьмем писателя — с каждого экземпляра книжки получает, драматург — с каждого представления. А вот есть у нас конструктора — немного их ведь — так бедствуют. Ильюшин машину продал, Поликарпов — фамильный рояль.

— Это верно?

— Насчет Поликарпова — мне сказали, а относительно Ильюшина совершенно точно сам знаю. Он, по совести говоря, занял у меня деньги, продал машину и отдал.

— Ну это дело поправимое. Большое Вам спасибо, что сказали. Я не знал.

— И еще, т. Сталин. Вот все заводы наградили, а наш нет. Я летал, ставил рекорды, меня награждают, а людей, которые все это обеспечили — нет. Совестно в глаза смотреть. А ведь завод хороший.

— Это поправимо. Составьте список. А как вообще Ваши дела?

— Ничего. 350 получилось.

— Верно? Это хорошо. Зайдите, поговорим. Нам нужно собраться вместе с Вами и Громовым и поговорить.

— Мне независимо от разрешения нужно готовить машину.

— Когда Вы думаете лететь?

— Нужно, чтобы машина была готова к апрелю. Это значит — готовить сейчас.

— Хорошо, поговорим.

На том беседа закончилась Володька доволен до черта.

— Володя, а когда на высоту?

— Вот погоди, температура упадет. Мне уж неудобно. Разрешение есть, а я молчу.

— Стаскай меня наверх, потренироваться.

— Ладно. Попозже. Надо.

Затем сидели, разбирали записки о перелете. Он все восхищался точностью Бряндинского. («19:23 будем в Хабаровске» «7:36 — Енисей» и т. д.)

Уехал в три ночи.

1 ноября

Вчера в доме актера был прием в честь экипажа «Родины». Из «Родины» была Гризодубова. Встретила очень холодно, жаловалась, конечно, на газеты: «Все наврано, все переврано».

Из остальных были — Громов, Коккинаки, Ляпидевский, Туржанский, Серов, Слепнев, Головин, Мазурук, Молоков, Данилин, Чкалов, Фарих, Орлов, артисты Москвин, Тарханов, Козловский, Новикова, Церетелли, Лепешинская, Орлова, Гилельсы, писатели Толстой, Фадеев, Кольцов, Катаев и мн. другие.

Ну чествовали там и прочее. Был отличный концерт (Степанова, Церетели, Тарханов, Редель и Хрусталев, Зеленая, Кара-Димитриев и др.)