К чему это было сказано, Михаил не успел сообразить, потому что Монах задал новый вопрос:
— Этот ваш Бекас может убрать человека?
Чтобы выгадать время и замаскировать свое удивление, Михаил немного помолчал.
— Я уж про него забыл, — произнес он наконец раздумчиво. — Давно было.
— Но все-таки… — настаивал Монах.
— Если вы помните его историю…
— Помню, — живо перебил Монах.
— Он убил часового, когда бежал из колонии. Но вообще-то Бекас принципиально против мокрых дел. Он профессиональный вор. Тогда это было по необходимости.
— Думаете, не согласится?
— Скорее всего, нет.
— Можно пригрозить.
— Выдать его милиции за то убийство? — удивленно спросил Михаил.
— Да.
— Этот шантаж я уже однажды использовал.
— Можно повторить.
Нельзя было рассчитывать, что Монах возьмет и вот так сразу и выложит все подробности задуманного или задумываемого им. Однако Михаил попробовал:
— Смотря по обстоятельствам. Бекас — личность непростая, действует с разбором.
— Речь идет о рядовом убийстве.
— Нужен стимул.
— Деньги он получит.
— С них и надо начинать.
— Хорошо, мы еще к этому вернемся, — подвел черту Монах. — Я вас звал не за этим.
Он встал, прошелся по толстому пушистому синему ковру из угла в угол и сказал:
— Завтра я вас познакомлю с одним нашим сотрудником. Он родился в России, но пятилетним мальчиком попал в Германию и потом остался на Западе. — Он выдержал небольшую паузу и затем снова заговорил: — Вы проверите, насколько хорошо он владеет русским языком. Если есть недостатки, вы определите, как их исправить, чтобы он говорил на современном русском. Это раз. Два: вы будете на протяжении двух месяцев учить его советскому образу жизни и советскому образу мысли. — Тут Михаил слегка усмехнулся, и Монах тотчас это заметил: — Не улыбайтесь… А впрочем, вы правы. И мы сделаем вот что. Учение будет гораздо эффективнее, если вы с ним станете жить вместе. Да, да, именно так. Вы не против, надеюсь?
Еще бы ему быть против!
— С большой охотой.
Монах сказал:
— Вы начинаете немножко прокисать на своей работе. Ничего, теперь будет веселее.
На той же неделе Монах снова вызвал Михаила и опять к себе домой. Это всегда много значило: в домашней обстановке Монах вершил самые важные дела Центра. При этом неукоснительно соблюдалось одно правило: приглашенный обязан проникать на виллу Монаха тайно, чтобы никто не видел его входящим в дверь. Похоже на игру, но определенный смысл в этом все же был. По меньшей мере Монах таким образом ограждал себя и своих исполнителей от всевидящего ока Себастьяна.
Декабрьский вечер был темный и холодный. Шел дождь пополам со снегом. На вилле Монаха, стоявшей в окружении голых деревьев поодаль от других вилл, не светилось ни одно окно. Михаил кружным путем вышел к вилле со стороны сада, перелез через двухметровую железную ограду, по раскисшей дорожке прошагал к двери, которая вела на кухню, нащупал за косяком кнопку звонка. Открыл ему сам Монах: слуга, вероятно, был отпущен на этот вечер.
Войдя следом за хозяином в гостиную, Михаил не сразу заметил сидевшего в кресле человека, а когда тот поднялся и шагнул в круг света, падавшего на ковер из-под огромного, как зонт, абажура, Михаил невольно приостановился. Перед ним стоял Карл Брокман.
По традиции, сотрудники разведцентра, если они познакомились ранее на какой-то нейтральной почве, не имели права показывать этого никому, особенно же начальству. Михаилу эта традиция была известна. Брокману, судя по всему, тоже — стало быть, или он уже давно работает здесь, или его кто-то научил, предупредил. Михаил видел, что Брокман тоже его узнал и что он удивлен не менее.
Монах ничего не заметил. Он представил их друг другу:
— Михаил Мишле. — И, показав рукой на Брокмана: — Прохоров Владимир. Прошу любить и жаловать.
Монах произнес это по-русски, пользуясь случаем проверить свои знания в чужом языке. Мишле — одна из фамилий, под которыми Михаил работал в Европе.
Брокман протянул Михаилу руку, Михаил пожал ее.
— Садитесь, — пригласил Монах. — Можете курить.
Он подвинул кресло к круглому столику, сел. Они тоже сели.
— Итак, — сказал Монах по-немецки, обращаясь к Михаилу, — выслушайте мою длинную речь, а потом будете задавать вопросы… Ваш подопечный Владимир Прохоров владеет русским, но не имеет никакого представления о бытовой стороне жизни в Советском Союзе. Впрочем, об этом я уже говорил… Как общаются между собой люди на работе, на улице, в кино? Как нужно относиться к сослуживцам, к начальству? Как знакомятся с женщинами? Все это и многое другое для него пока за семью печатями. Вы должны научить его… И заметьте себе: тут нет мелочей, которыми можно пренебречь… Я рассказывал вам, на чем однажды засветился один разведчик?
Михаил слышал от Монаха эту историю, но, чтобы подыграть ему, сказал:
— Не знаю, что вы имеете в виду. Интересно послушать.
— Его, этого опытного разведчика, выдали шнурки на ботинках. Да, да. Он приехал в страну, где должен был осесть надолго. Шнурки были завязаны у него бантиком и болтались на виду. Там мужчины имеют обычай прятать концы шнурков внутрь. А он с первого шага выдавал себя за коренного жителя… Ну и, конечно, нашелся дотошный человек, который на эти шнурки обратил пристальное внимание. И — провал. Понимаете, что значат мелочи? — Монах обернулся к Брокману. — Вы еще молоды, а ваш наставник кое-что повидал. Слушайте его. Старших полезно слушать. А теперь вопросы.
— Мы по-прежнему будем жить здесь? — спросил Михаил.
— Нет, тут никто не должен видеть вас вместе. Поезжайте в Швейцарию, выберите курорт какой хотите и живите тихо. В Цюрихе и Женеве показываться не рекомендую. Что еще?
— Когда приступать?
— Чем скорее, тем лучше. Документы и деньги завтра у меня.
Брокман вопросов не задавал, и Михаил подумал про себя, что этот наемный убийца, а ныне кандидат в разведчики обладает, должно быть, спокойным характером. Или туп как пень. Одно из двух…
— Надо сразу условиться о месте встречи, — сказал Михаил.
— Вы знаете Берн? — спросил Монах.
— Плохо.
— Сонный городишко. То, что вам надо. Там на Цейхгаузгассе есть отель «Метрополь». В нем вы и встретитесь. А жить я посоветовал бы в Гштааде. Прелестный курорт.
Михаил уехал через день. В Берне он поселился в отеле, указанном Монахом. Вечером позвонил в один из отелей Гштаада — выбор был сделан по рекомендации хозяина бернского отеля — и легко договорился о двух номерах. До весеннего лыжного сезона было еще далеко.
Утром в номер постучали. Это был Брокман. Они поздоровались уже как давно знакомые.
В чинной швейцарской столице задерживаться им не хотелось, поэтому решили после завтрака отправиться на вокзал.
От Берна до Гштаада по железной дороге километров около ста. Неторопливый поезд доставил их к отрогам Бернских Альп. Сразу за крошечным зданием вокзала — асфальтированная узкая улица, по которой они пошли вправо, на подъем. Через пять минут Брокман первым вошел в отель, с хозяином которого Михаил говорил по телефону.