поступила на радио просьба о срочной помощи — кто-то там попал в беду, а кто именно и где, неизвестно. К радистам на второй этаж Михаил пойти не мог: туда нужен был особый пропуск.
Придя к себе, Михаил лег на кровать, не раздеваясь.
Вертолеты прилетели в 16.00. Михаил, услышав их шум, отправился в казарму, где размещались новобранцы: она была ближе к аэродрому. Те, кто сейчас прилетел из джунглей, обязательно проедут мимо нее, а Михаилу очень хотелось посмотреть на вернувшихся.
Ждать пришлось недолго. Вскоре на бетонке, ведущей от аэродрома, показались два «джипа» с туго натянутыми светло-песочными тентами. Они пронеслись мимо и скрылись в той стороне, где располагался лагерь спецкоманд. Михаил успел заметить, что в «джипах» на задних скамьях сидели какие-то лохматые, бородатые люди в оборванных пятнистых маскировочных униформах. И что-то белое мелькнуло — наверное, бинты, перевязки.
А минут через десять на дороге появилось еще несколько «джипов». В переднем рядом с шофером сидел Фернанду. Он помахал Михаилу рукой.
Михаил не спеша зашагал к дому.
Скоро пришел Фернанду и сразу отправился под душ. Через открытую дверь ванной он рассказывал сидевшему у стола Михаилу о том, что произошло.
— Их пятеро было, в том числе твой Брокман… Базу заложили в джунглях недалеко от штаба… В разведку ходили, ловили момент. А момента нет и нет… — Он делал паузы, когда отфыркивался. — Сегодня утром на них набрел какой-то мирный негр с мальчишкой… Старик и мальчишка. Старика они застрелили, а парнишка удрал. Их накрыли. Они дали сигнал по радио сюда. Ну, а дальше все ясно…
— У вас был бой? — спросил Михаил.
Фернанду не расслышал.
— Что?
— Бой был, говорю?
— Ерунда! Так, пугнули малость. Те не ожидали, конечно, что мы так быстро подоспеем, и держали эту бравую команду в осаде малыми силами — человек десять. Там между деревьями чистое место было, мы спокойненько сели, а нас тридцать человек — какой уж тут бой?
— А из наших, по-моему, кто-то ранен?
— Трое. И Брокман тоже.
— Тяжело?
— Ерунда, царапина… Касательное в левое предплечье… — Фернанду кончил полоскаться, закрыл краны. — Сказать по чести, будь моя воля — не стал бы я их оттуда вытаскивать…
— Брокмана в госпиталь отправят?
— Тут уж как он сам захочет, — не придав этому вопросу никакого особого значения, с обычным своим добродушием отвечал Фернанду. — Я ему, между прочим, передал от тебя привет.
— Он же меня не знает.
— Верно. Брокман так и сказал: кто еще такой?
— Если можешь, представь нас друг другу.
— Попробуем… Но мне это ничего приятного не доставит…
В тот же вечер Фернанду привел к себе Брокмана, а Михаил ждал их, уставив стол бутылками, джусом и стаканами. Брокман явился голый до пояса, на левой руке чуть ниже локтя — пухлый тампон, приклеенный пластырем. Дон говорил в Париже правду: Брокману на вид было лет тридцать. Волосы светлые. Загорелый не по-курортному, а скорее как дорожный рабочий: лицо ниже бровей, шея, руки до бицепсов — кофейного цвета, а торс и лоб — молочно-белые. Светлые волосы и черное лицо производили впечатление, будто смотришь на негатив. Михаил предполагал узреть нечто гориллоподобное, но перед ним был хорошо сложенный, красивый парень с несколько презрительной гримасой. На собеседника он не глядел.
— Привет, — по-немецки сказал Брокман, усаживаясь. — Меня зовут Карл.
— Привет, — ответил Михаил, радуясь, что этот тип не протянул ему руки.
— Говорят, вы меня знаете.
— Марк Гейзельс просил передать вам поклон.
— А-а, еще бегает, старый лис! Как он там?
— Мы виделись накоротке. Но можно понять, что он при деньгах.
— Гейзельс всегда при деньгах, — небрежно заметил Брокман. — Мы выпьем или будем смотреть на бутылки?
— Что вы предпочитаете?
— Покрепче…
Михаил взял большую бутылку джина, посмотрел на Фернанду, который стоял, опершись рукой о спинку стула. Фернанду кивнул. Михаил налил в три стакана. Выпили.
— Не сильно? — спросил Михаил, показывая на раненую руку Брокмана.
— Достаточно для того, чтобы смыться отсюда, — сказал Брокман.
— Значит, в Европу?
— Завтра же. Имею право. — Брокман повертел перед глазами пустой стакан. — И страховку получим.
— Вы счастливчик.
— Желаю и вам того же.
— Спать хочется, — сказал Фернанду.
Михаил обернулся к Брокману.
— В таком случае, может, перебазируемся ко мне?
— Благодарю. Надо отдыхать. — Он посмотрел на часы, которые были у него на правой руке.
И Михаил вспомнил слова патологоанатома, выступавшего в качестве судебно-медицинского эксперта: «Если удар был нанесен не сзади, то бил левша».
Брокман встал. Михаил решил рискнуть, как при разговоре с вербовщиком в лиссабонском агентстве по распространению печати.
— Один вопрос, Карл…
— Да.
— Вам не знакомо имя Гюнтер Гофман?
Казалось, над ухом у Брокмана выстрелили из пистолета: он вздрогнул.
— Почему вас это интересует?
— Видите ли, я когда-то, во время войны, служил с ним. Хотелось бы разыскать. Полагаю, сейчас у него другое имя…
— Правильно полагаете.
— Вам ничего о нем не известно?
— Последнее его имя — Алоиз. А фамилией я не интересовался.
— А где он сейчас?
— Был в Америке. — Брокман повернулся к двери. — Пока.
— Пока.
ГЛАВА 7
Приобретения и потери
Леша, когда проявил свою первую в жизни самостоятельно отснятую фотопленку, был очень удивлен: она получилась такой хорошей, будто снимал матерый фотомастер. Скажем кстати, что эта первая пленка была лучше всех последующих на протяжении месяцев трех и только к концу лета Леша научился сознательно добиваться тех прекрасных результатов, которые в самом начале были получены по
