к императору с речью. Отличавшийся обыкновенно большою нервностью, Павел на этот раз, однако, не казался особенно взволнованным и, сохраняя полное достоинство, спросил, что им всем нужно.

Платон Зубов отвечал, что деспотизм его сделался настолько тяжелым для нации, что они пришли требовать его отречения от престола.

Император, преисполненный искреннего желания доставить своему народу счастье, сохранять нерушимо законы и постановления империи и водворить повсюду правосудие, вступил с Зубовым в спор, который длился около получаса и который в конце концов принял бурный характер. В это время те из заговорщиков, кто слишком много выпил шампанского, стали выражать нетерпение, тогда как император, в свою очередь, говорил все громче и начал сильно жестикулировать. Шталмейстер, граф Николай Зубов, человек громадного роста и необыкновенной силы, будучи совершенно пьян, ударил Павла по руке и сказал: «Что ты так кричишь?»

При этом оскорблении император с негодованием оттолкнул левую руку Зубова, на что последний, сжимая в кулаке массивную золотую табакерку, со всего размаху нанес правою рукою удар в левый висок императора. Тот без чувств повалился на пол. В ту же минуту француз-камердинер Зубова вскочил с ногами на живот императора, а Скарятин, офицер Измайловского полка, сняв висевший над кроватью собственный шарф императора, задушил его им. Таким образом его прикончили.

По другому свидетельству, шарфом воспользовался уже известный нам Аргамаков, он-то и набросил его на шею Павла. Уже хрипя и теряя сознание, Павел молил о пощаде.

Но что делала тогда дворцовая стража? Караульные на нижней гуаптвахте и часовые Семеновского полка во все это время оставались в бездействии, как бы ничего не видя и не слыша. Ни один человек не тронулся на защиту погибавшего царя, хотя все догадывались, что для него настал последний час. Один из офицеров караула, прапорщик Полторацкий, был в числе заговорщиков и, предуведомленный о том, что будет происходить в замке, вместе с товарищем арестовал своего начальника и принял начальство над караулом.

Во внутреннем карауле Преображенского лейб-батальона стоял поручик Марин. Услыша, что в замке происходит что-то необыкновенное, старые гренадеры, подозревая, что царю угрожает опасность, громко выражали свое подозрение и волновались. Одна минута — и Павел мог быть спасен ими. Но Марин не потерял присутствия духа, громко скомандовал: смирно! И во все время, пока заговорщики расправлялись с Павлом, продержал своих гренадеров под ружьем неподвижными, и ни один не смел пошевелиться. Таково было действие приказа на тогдашних солдат: военный устав превращал их в механизм, замечает современник.

Что касается верных Павлу придворных, бывших в ту ночь в замке, то они спасались кто как мог. В их числе оказался и любимец императора граф Иван Павлович Кутайсов. Был приказ арестовать его и певицу Шевалье, его любовницу. Накануне вечером за ужином она пела перед императором. Но в замке Кутайсова не нашли и решили, что он у своей пассии. Пронырливый Фигаро, как называли этого бывшего брадобрея, сделавшего головокружительную карьеру при дворе, скрылся из замка по потайной лестнице. В панике, без башмаков и чулок, в одном халате и колпаке, он бежал по городу и укрылся в доме графа С. С. Ланского, который, как человек благородный не выдал его.

Утром следующего дня статс-секретарь Трошинский написал манифест о восшествии на престол Александра I. Заговорщики ликовали: новый самодержец обещал царствовать по духу и сердцу своей великой бабки и не притеснять дворянство. И первым шагом нового императора на рассвете был переезд со всем двором из промозглого и ненавистного Михайловского замка обратно в Зимний дворец. Тем самым он как бы порывал с правлением своего батюшки.

Михайловский замок представлял грустное и отвратительное зрелище. Труп Павла, избитого, окровавленного, с проломанной головой, одели в мундир и ботфорты, какой-то мастикой замазали израненное лицо. Чтобы скрыть глубокую рану на левом виске, надели на него шляпу и, не бальзамируя его, как это обычно делали с особами императорской фамилии, положили на великолепное ложе.

Заговор против Павла, которым завершился век дворцовых переворотов, стал последним из удавшихся. Так Россия отметила вступление в новое столетие.

Сбылось предсказание преподобного Авеля, предвещавшего лютый конец императора Павла I. Все случилось так, как и предрек вещий монах: царь принял мученическую смерть в день памяти патриарха VII века Софрония Иерусалимского.

…После вступления на престол Александра I была создана комиссия по пересмотру уголовных дел. Несколько сот человек увидели свет Божий и были возвращены из заключения. Тюрьмы вдруг опустели.

Пересмотрели и дело Авеля, который с 26 мая 1800 года «за разные сочинения его» содержался в Петропавловской крепости.

Почти сразу же после 11 марта Авеля доставили к митрополиту Амвросию, чтобы тот определил по своему усмотрению, в каком монастыре тому пребывать. Митрополит отослал беднягу прозорливца от греха подальше снова под присмотр в Соловецкий монастырь. Однако пробыл он здесь недолго. 17 октября архангельский гражданский губернатор сообщал, что Авель по указу Синода из-под стражи освобождается. Но пользоваться свободой ему долго не пришлось.

В 1802 году отец Авель написал свою так называемую «третью книгу». В ней было сказано, что Москва будет взята французами и сожжена. Указал предсказатель и время, когда это произойдет, — 1812 год.

На беду Авеля, слова его пророчества дошли до нового императора Александра I. И тот повелел оного Авеля снова заключить в Соловецкую тюрьму и «быть ему там, доколе сбудутся его предсказания».

На сей раз пришлось Авелю провести в заточении более десяти лет.

За это время произошли наполеоновские войны. Французский император покорил чуть ли не всю Европу и подступил к Москве. Состоялось грандиозное сражение русских и французских войск под Бородином — одно из самых великих сражений. У Наполеона было примерно 127 тысяч войска и 580 орудий, у Кутузова, назначенного Александром I главнокомандующим, — 120 тысяч солдат и значительное количество артиллерии. Битва началась грозной канонадой 1200 орудий, слышимой за сотню километров, после чего в дело вступила пехота и кавалерия.

Но сражение это не принесло ни одной из сторон решающей победы. Русские отступили, сохранив армию, и Кутузов отошел в полном порядке к Москве. 13 сентября на военном совете в Филях Кутузов сказал: «Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор сохраним надежду благополучно довершить войну, но когда уничтожится армия, погибнут Москва и Россия».

Русские войска в течение 12 часов проходили через город. Из 200 тысяч жителей в нем осталось не более 10 тысяч, а остальные ушли, унося с собой все самое ценное. Были эвакуированы государственная казна и архивы, вывезены ценности, реликвии.

Когда последние солдаты русского арьергарда, которым командовал генерал Милорадович, покидали Москву, в ней уже начались пожары.

Днем 14 сентября Наполеон верхом въехал на Воробьевы горы. У ног его лежал город, который, как он думал, покорен им.

В тот же вечер Москва заполыхала. На другой день французский император появился в Кремле.

Кругом был огонь и дым — город горел. Он воскликнул: «Какое ужасное зрелище: это они сами поджигают город; сколько прекрасных зданий, какая необычайная решимость. Что за люди! Это скифы».

В конце концов Наполеона вывели из горящего Кремля. Маршал Сегюр писал, что, немного поблуждав, они все же нашли потайной ход, выводивший к Москве-реке. По этому узкому лазу Наполеон, его офицеры и охрана сумели вырваться из Кремля. Они покинули его с досадой. Надо было спешить — всюду бушевало пламя, угрожая спалить все вокруг. По узкой улочке, охваченной пламенем, император выбрался на сравнительно безопасное место и укрылся в Петровском дорожном дворце, где у него не было ни стула, ни кровати.

Наполеон долго смотрел на пожар, а потом сказал: «Это предвещает нам великие бедствия». Много позже, уже в ссылке на острове Св. Елены, он признается, что выдумки о пожаре Трои нельзя сравнить с пожаром Москвы. Город построен из дерева, а ветер был очень сильный. Все пожарные насосы русские