Нет, не то.
Повязки, лежащие на полу тела… нет, что-то было ещё.
А что?
Я с ними не разговаривал, так что это меня затронуть не могло. Но что же дернуло меня?
Несостыковка… точно! Какая-то деталь не вписывалась в общую картину. И я её увидел. Но что это за деталь?
Слова? Не было слов, я только с монахом говорил.
Внешний вид горцев?
Ерунда, все они сейчас выглядят одинаково.
Наличие ран?
Теплее… но это не всё.
Взгляды…
Глаза! Точнее – их выражение! Этот торжествующий взгляд охотника, только что поймавшего свою дичь! И оттого не сумевшего сдержать эмоций. Вот что меня зацепило!
– Ты с ним говорил?
– Нет. Оставил напоследок. Он самый буйный изо всей этой шайки. Даже со своими не может рядом сидеть – постоянно в драку лезет. Они и попросили его куда-нибудь отсадить.
– И ты отсадил его в одиночную камеру…
– А куда же ещё? Тюрьма тут, хоть и серьёзная, однако же не очень большая. На такое количество пленников она просто не рассчитана, – Монер пожимает плечами.
– Так-так-так… – в волнении я начинаю кружить по комнате. – Маленькая, говоришь… А камеры осматривали?
– Они все были пустыми. Только в одиночке лежал какой-то хлам и его выбросили во двор.
– Какой хлам?
– Тряпки какие-то.
– И где они сейчас?
– В мусорной куче, где ж ещё?
– Пошли туда!
Искомое тряпьё мы отыскали сразу – его с энтузиазмом рвали собаки. Солдаты отгоняют псов и отбирают у них тряпьё.
Присаживаюсь на корточки и разглядываю его.
– Брат Монер! А вот скажи-ка мне – что такого привлекательного в этих тряпках, раз за них собаки грызутся?
Он присаживается рядом и ворошит мусор.
– Хм-м… ничего особенного не нахожу… скользкие они…
– Отчего? – во мне проснулся криминалист.
– Ну… жиром испачканы.
– Испачканы?
Монах вопросительно на меня смотрит.
– Не испачканы, брат Монер! А пропитаны! Зачем, как ты полагаешь?
– Ну… причин может быть много.
– Может. Не спорю. А в нашем случае? Какая причина самая вероятная?
Монах совершенно по-русски чешет в затылке. Наклоняется и рассматривает тряпки.
– Они местами порваны…
– Нет. Внимательнее смотри!
– Прорезаны?
– Точно!
– Ага… в них заворачивали что-то, что может прорезать ткань. Оружие?
– Похоже на то. А вот скажи мне, кому и зачем понадобилось тащить оружие в тюрьму? Причем, заметь, в немаленьком количестве! Без ножен волокли, чтобы побольше утащить. Скажи, а тюрьма, до того, как вы её облюбовали, кем-то использовалась?
– Нет. До нас там никого не было.
– Стало быть, кто-то, о ком мы не знаем, притащил и спрятал там нехилое количество… ну, допустим, мечей.
– Это могли быть и те адепты Молчащих, которых мы здесь взяли.
– Могли, – соглашаюсь с ним. – И ещё. Ты на горца, того, что в одиночке сидит, внимательно смотрел?
– Ну…
– А то, что он единственный, на ком нет ран, заметил?
– Э-э-э… ну, такое вполне возможно!
– После того, как они отбивались там, под башней, им досталось почти всем, и только у него нет никаких ран. Он что, сразу оружие бросил? Это командир-то?
Монер чешет нос.
– Да… не очень похоже.
– И здесь, в тюрьме, ему зачем-то надо было попасть именно в данную камеру. Тебе ничего странным не кажется?
– Там есть подземный ход!
– Зачем тогда было тащить туда оружие? Можно было тихо уйти, никто бы и не засек. Во всяком случае – сразу. И по пути подобрать всё, что угодно. Вот тайник там есть, это очень даже может быть.
– Я сейчас же переверну всю эту камеру вверх дном!
– И что? Ну, допустим, тайник отыщем. И что дальше? Горец только плечами пожмет – не знаю ничего. Не я прятал, не мне и ответ держать. Прикинь сам, сколько их там сидит?
– Меньше десятка.
– Что можно сделать такими силами? Взять ворота? Допустим. Но взять мало, их надо ещё кому-то открыть!
– Кому-то – это в смысле для кого-то открыть?
– Ну, да, это я так коряво высказался. Отряд, который штурмовал замок, наверняка, уже рассеялся, и все они разбежались в разные стороны по лесу. Сомневаюсь я, что они так уж быстро соберутся вновь. И еще менее вероятно то, что они снова вернутся к замку. Нет, у этих ребятишек какое-то свое задание имеется.
– Так что же тогда нам делать?
– Если эти ребята захотят выйти из камер, то первым делом они снимут часового, который ходит по коридору. Понимаю, что оптимально было бы им пожертвовать, дабы уж совсем никаких подозрений не возникло у этих умников. Но откровенно тебе скажу, рука не поднимается. Я же этого человека на верную смерть отправлю. Никаких шансов защитить себя у него точно не будет. Поставить на пост и ничего не сказать? Можно, конечно, никому ничего не говорить. Только как потом его родным в глаза смотреть? Ей- богу, проще уж всех этих субчиков прямо в камерах перестрелять!
Монер задумчиво смотрит на башни.
– А пускай они напьются!
– То есть?
Мы с монахами уже полчаса сидим на лестнице и слушаем, как в тюремном коридоре пьянствуют солдаты. На улице уже стемнело, и для хитроумных горцев это самое рабочее время. Было бы таковым, если не иметь в виду досадную помеху – разгулявшихся охранников.
А те, пользуясь отсутствием капрала, который ушёл отсюда ещё час назад, сославшись на недомогание, разошлись вовсю! Уже трудно сказать, какая по счёту бутылка звякает об пол. Хотя для четырех здоровенных парней это не слишком уж большая доза.
