— Да какая молодая, что вы, мама! Мне в этом году уже пятьдесят будет. И троих детей родила – тоже на комплекции сказалось… И питаемся мы не ахти как – суп да хлеб, и вся наша еда. Денег же нет совсем!
— А что, Николаю так зарплату и не дали?
— Нет. Пятый месяц уже пошел – и ни копейки. Я скоро с ума сойду…
— Так он же не виноват!
— Да кто его обвиняет–то? – со звоном опуская на кастрюлю с борщом крышку, в сердцах произнесла Настя. – Никто и не обвиняет… А только жить совсем без денег я не умею. Нервы уже измотаны до последнего! Ждешь, ждешь эту его зарплату, и конца краю не видно, как будто и не будет ее никогда… И увольняться теперь обидно – в этом я его понимаю… Уволится – вообще ничего не дадут. Получится – за спасибо на работу ходил…
— А права не имеют! Ты что! Как это не дадут?
— Сейчас времена другие, мама, бесправные. В ваше время такого не было – и радуйтесь себе потихоньку…
— И что теперь делать?
— А не знаю! Руки опускаются. Девки вон на зиму раздеты совсем, каждый день с меня деньги на обновы требуют. А где я им возьму? Из колена выколю? Хотела опять у Нинки денег поклянчить, да она уехала куда–то… Вечно ее дома нет! Вот ее Гошке свобода – води баб – не хочу!
— Так у твоей Нинки сроду и денег–то не выпросишь. Сестра называется…
— Ну да, это так. Денег она давать не любит. Сунет какие–нибудь обноски свои, и радуйтесь… Хотя девки мои и этим бывают счастливы. У нее обноски–то все фирменные, в дорогущих магазинах купленные, не с китайского рынка!
— А Костик, сынок твой любимый, почему не работает? Тридцать лет уже обалдую – все никак в жизни определиться не может!
— Ну, Костик… Он же работу не может по специальности найти…Сейчас с работой вообще не просто! Найти–то, конечно, можно, да только нормальные деньги не везде платят… Зато он халтурит где–то. И денег на продукты мне все время подкидывает. Нет, Костика вы не обижайте, он у меня хороший…
— Давай, защищай любимого сыночка! Мужик все равно должен каждый день на работу ходить! А он у тебя, смотрю, все ночами где–то блыкается…
— Зато муж у меня каждый день на работу ходит! А толку? Денег как не было, так и нет. Вот и живем – переругались все к чертовой матери. А Костика моего не трогайте! У парня даже и угла своего здесь нет. Девки его к себе в комнату не пускают, а с нами ему и самому неловко…Живет, как пасынок приблудный, спит за шкафом в нашей с Николаем спальне… И с женитьбой не везет парню — все невесты какие–то без места попадаются. А если с местом – так мой Костик им и не нужен вовсе, им богатого подавай…
— Да, тесно у вас…
— Не то слово, что тесно! Ужас просто! А если девки еще и замуж повыскакивают? А мужиков с готовыми квартирами сейчас и днем с огнем не сыщешь! Что тогда? Сюда их приведут?
— Слушай, а эта твоя тетка, сестра материна… Мария, кажется? У которой муж недавно помер… Она ведь одна осталась? И квартира там вроде большая…
— Ой, я не знаю… Там ее муж, наверно, распорядился ей как–то…
— Да ничего не распорядился! Когда по матери твоей годину справляли, я к ней подсаживалась, все выспрашивала… Они там вдвоем с мужем тогда были прописаны, и все, и больше никого. И приватизировать вроде не собирались… Ты узнай у нее как–нибудь!
— И в самом деле… Я как–то и не думала никогда…
— О чем ты не думала, мамочка? – спросил заглянувший на кухню Костик. – Думай меньше – голове легче… Привет, бабуля! А пожрать у нас что–нибудь найдется? Пахнет вкусно…
— Да, да, сынок, садись, я борща наварила! Сейчас налью…
— Кость, а ты бабку Марию–то помнишь? Сестру старшую бабы Нади? – повернулась к нему свекровь.
— Это у которой недавно муж умер? А как же! Страшная такая старушенция с длинным носом крючком… Помню, конечно. А что?
— Да мы тут с твоей матерью рассуждаем про ее квартиру…
— А что такое?
— Да нельзя ль туда прописать кого? Там же у нее такие хоромины огромные! Я сама–то не знаю, не бывала ни разу, но говорят – шибко замечательная квартира, аж пять комнат…
— Ой, а мы же с ней нехорошо тогда поступили, с тетей Машей–то… — задумчиво протянула Настя. – Мы ведь ее тогда выписали и не предупредили даже… Помните? Чтоб Колю вашего прописать…
— Помню! И что? Мой Коля на тебе иначе и жениться не хотел! Не мой, говорит, ребенок, и все! Я кое– как его тогда к вам сюда и спровадила…
— Это я, что ли, не его ребенок? – насмешливо спросил Костик, увлеченно размешивая сметану в багровой жиже борща. – А, бабушка?
— Ой, дура я старая… Чего брякаю сижу – сама не знаю!
— Да ладно… Мам, а эта тетка твоя, она и в самом деле тогда обиделась?
— Да нет… Не знаю даже… А вообще, она и необидчивая вовсе. Я ведь сильно вредная да беспокойная росла, а она ничего – все от меня терпела… Да если честно, она одна и занималась мной – маме да бабушке некогда было. И покрикивала я на нее, и капризами изводила – все сносила! И все только Настенька, да деточка, да лапушка…И готовила, и стирала, и деньги тайком совала…Вообще–то хорошая она тетка, безотказная. Не знаю, почему мама с бабушкой ее своей так и не признали… Надо как–нибудь съездить к ней, попроведать. И про квартиру эту выяснить заодно…
— Да ладно, мам, не стоит. Зачем? – тихо произнес Костик. – Если вы так нехорошо с ней поступили, я думаю – не стоит тебе даже и заикаться про эту ее квартиру… Тем более, они наверняка ее давно уже в собственность оформили да завещали какому–нибудь мужниному родственнику…
— Как это – не стоит? – колыхнулась на своем хлипком стуле свекровь. – Ты что это говоришь такое, Костька? Поезжай, Настена, завтра же и поезжай…
— Так с чем ехать–то, мама? Мне даже и гостинца ей купить не на что! Может, вы мне хоть немного денег взаймы ссудите, а?
— А у меня откуда? Ты чего говоришь–то, окстись… Вон, с сыночка своего деньги справляй! Сидит на шее спиногрызом, а отец на него работай…
— Бабушка, а как твой геморрой? Болит? – с преувеличенным вниманием, резко перебив ее на полуслове, спросил вдруг Костик, явно пытаясь придать голосу побольше родственно–трогательной заботы.
— Ой, болит, Костенька… — сморщила губы свекровь. – Ни днем от него покою не вижу, ни ночью… Врагу не пожелаю…
Во всех подробностях она начала рассказывать о мельчайших оттенках своих болезненных ощущений, не замечая, как по макушку погрузился в свои мысли заботливый внук, как с опасливой укоризной уставилась на сына Настя, испуганно прижав ладонь к губам. Поймав на секунду его насмешливо– отсутствующий взгляд, свекровь тут же и осеклась на полуслове, вскинулась обиженно:
— Да ты никак смеешься надо мной, Костька?
— Да не смеется он, мама, что вы… — загородила сына мощным туловом Настя. – Какой тут смех может быть! И у меня вон тоже геморрой не на шутку разыгрался…
— Да? – обрадовано повернулась к ней на стуле свекровь. — Правда?
— Правда, правда…
— А и то, а и пора! – с удовлетворением констатировала старуха. – Чай, не девушка уже молоденькая, узнаешь скоро, почем фунт старости–то продается…Вот вспомнишь теперь меня! Ну и ладно, ну и хорошо, пойду я, нето…
Она тяжело сползла со стула, опираясь о край столешницы, поковыляла на отекших ногах в прихожую. Настя проводила ее до дверей, вернулась на кухню к Костику.
— Мам, как ты ее терпишь столько лет, я не понимаю? Полное ведь убожество! Ты посмотри только, как мало этой старушке нужно для счастья — чтоб у другого такая же болячка была. А особенно у близкого… Эх,
