— Отлично сработано. Теперь у них не возникнет искушения вернуться обратно.

— Я узнаю все больше и больше; но мне все — таки грустно, что моя старая жизнь угасает.

— И это пройдет; я ведь тоже возвращался на Землю повидать тех, кого любил когда — то. Теперь я понял, что существуют вещи величественнее Любви.

— Какие же?

— Сострадание, например. Справедливость. Истина. И много других.

— С этим мне легко согласиться. Для представителя человеческого рода я очень стар. Страсти моей молодости давно угасли. Что теперь случится с … настоящим Хейвудом Флойдом?

— Вы оба в равной степени настоящие. Но он скоро умрет, так и не осознав, что обрел бессмертие.

— Это парадокс — но мне он понятен. Если это чувство сохранится, когда — нибудь, возможно, я буду благодарен. Кого мне нужно благодарить — тебя или Монолит? Тот Дэвид Боумен, которого я знал целую жизнь назад, не обладал такими возможностями.

— Да, не обладал; с тех пор многое изменилось. ЭАЛ и я многому научились.

— ЭАЛ? Он тоже здесь?

— Да, доктор Флойд. Не ожидал, что мы встретимся снова — особенно вот таким образом. Подражать вам — это было интересной проблемой.

— Подражать? Ах да, конечно. Зачем это понадобилось?

— После того как получили твою радиограмму, мы с ЭАЛом решили, что ты можешь помочь нам здесь.

— Помочь — вам?

— Да, хотя это и кажется тебе странным. У тебя много знаний и опыта, которых нам не хватает. Лучше всего назвать это мудростью.

— Спасибо. То, что я появился перед своим внуком, — это было мудрым поступком?

— Нет. Это вызвало массу хлопот. Но это был жест сострадания.

Необходимо взвешивать подобные поступки и сравнивать их друг с другом.

— Ты сказал, что вам нужна моя помощь. Зачем?

— Хотя мы и познали многое, есть вещи, ускользающие от нас. ЭАЛ составил схему внутренних систем Монолита, и мы в состоянии управлять теми, что попроще. Это инструмент, служащий многим целям. Судя по всему, его основная функция — быть катализатором разума.

— Да, я думал об этом. Но у нас нет доказательств.

— Теперь, когда мы получили возможность проникать внутрь его памяти, они у нас есть. Четыре миллиона лет назад, в Африке, он дал толчок племени питекантропов, умиравших от голода, и это стало началом человеческого рода. И теперь он снова повторил этот эксперимент здесь — но за него пришлось заплатить колоссальную цену. Когда Юпитер был превращен в солнце, чтобы дать возможность этому миру реализовать свой потенциал, погибла другая биосфера. Я сейчас покажу ее тебе такой, какой сам увидел когда — то … Пролетая через ревущее сердце Великого Красного Пятна с разрывающимися вокруг молниями гроз, охвативших всю ширь континента, он понял, почему оно не утихает так много столетий, хотя и составлено из газов куда менее плотных, чем те, которые создают ураганы на Земле. Он погружался в более спокойные глубины, пронзительный визг водородного ветра стихал в его ушах, и облако восковых снежинок — некоторые уже образовали едва осязаемые горы углеводородной пены — опустилось сверху. Было уже достаточно тепло, чтобы вода могла существовать в жидком состоянии, но здесь не было океанов; газовая окружающая среда не могла поддерживать их.

Он спускался сквозь один слой облаков за другим и вошел, наконец, в область такой отчетливой видимости, что даже человеческий глаз различал территорию в тысячу километров. Это было всего лишь небольшое завихрение в огромной спирали Великого Красного Пятна; оно таило секрет, о существовании которого люди подозревали много лет, но чего никак не могли доказать.

У подножий дрейфующих гор из пены виднелись мириады маленьких, резко очерченных облаков — все примерно одинакового размера и усыпаны похожими красно — коричневыми пятнами. Они казались маленькими лишь по сравнению с нечеловечески огромным масштабом окружающих предметов; самое маленькое облачко легко покрыло бы город средних размеров. Это были, несомненно, живые существа, потому что они передвигались, медленно и осмотрительно, вдоль склонов воздушных гор, что — то пощипывая на них, подобно гигантским овцам. И они переговаривались друг с другом в метровом диапазоне — их радиоголоса слышались тихо, но отчетливо на фоне потрескиваний и толчков самого Юпитера.

Не что иное, как живые, наполненные газом оболочки, они плавали в узком промежутке между ледяными высотами и обжигающими глубинами. В промежутке действительно узком, но эта область была несравнимо больше всей биосферы Земли.

Они были не одни. Между ними быстро носились другие существа — настолько маленькие, что их можно было легко упустить из виду. Некоторые из них поразительно напоминали земные самолеты как по форме, так и по размерам. Но и они были живыми — может быть, хищники, может быть, паразиты, а возможно, даже и пастухи…

…и реактивные торпеды, похожие на головоногих моллюсков земных океанов, охотящиеся за газовыми мешками и пожирающие их. Но гигантские сферы не были беззащитными; они оборонялись когтистыми щупальцами, походившими на цепные пилы километровой длины, и электрическими разрядами.

Теперь он видел еще более странные очертания всех возможных форм, известных в геометрии: причудливые полупрозрачные воздушные спирали, тетраэдры, сферы, многогранники, клубки спутанных лент … Им — всему этому гигантскому планктону юпитерианской атмосферы — было предназначено плавать, как паутинкам, на поднимающихся вверх газовых потоках, пока они не завершат процесс своего размножения; затем они опустятся в глубины, где превратятся в углерод, создавая основу для нового поколения. Он обшарил мир, поверхность которого более чем в сто раз превышала земную, увидел много чудес, но не нашел ничего, что хотя бы отдаленно указывало на признаки разума. Радиоголоса огромных сфер, наполненных газом, несли всего лишь простые сообщения, предупреждающие об опасности или выражающие страх. Даже хищники, от которых можно было бы ожидать более высокой степени организации, походили на акул, населяющих океаны Земли, — автоматы, лишенные разума.

И несмотря на всю свою новизну и гигантские размеры, от которых захватывало дыхание, биосфера Юпитера была хрупким миром, полным туманов и пены, тончайших шелковистых нитей и паутинок, сотканных из углеводородных снежинок, образованных непрерывными электрическими разрядами в верхних слоях атмосферы. Они были не более осязаемые, чем мыльные пузыри, и самые страшные хищники, населяющие юпитерианскую биосферу, были бы разорваны на части даже слабейшими земными плотоядными …

— И все эти чудеса были уничтожены — чтобы создать Люцифер?

— Да. Виды, населяющие Юпитер, подверглись сравнению с жителями Европы — и сравнение оказалось не в их пользу. Возможно, в окружающей их газовой среде им никогда не удалось бы достичь уровня настоящего разума. Но следовало ли обрекать их на уничтожение из — за этого? Мы с ЭАЛом все еще не нашли ответ на этот вопрос; это одна из причин, почему мы нуждаемся в твоей помощи.

— Но как мы можем сравнивать себя с Монолитом, пожравшим Юпитер?

— Он всего лишь инструмент; он обладает колоссальным разумом, но у него нет сознания. Несмотря на все его могущество, мы все — ты, ЭАЛ и я — превосходим его.

— Мне трудно в это поверить. Но ведь что — то создало этот Монолит?

— Мне довелось однажды встретиться с этим — или с той его частью, которую я был в состоянии выдержать, — когда «Дискавери» прилетел в Юпитеру. И оно послало меня обратно — таким, каким я стал сейчас, — чтобы служить ему на этих мирах. С тех пор я ничего не слышал о нем; теперь мы одни — по крайней мере пока.

— Это ободряет меня. Монолита более чем достаточно.

— Но возникла иная, более значительная проблема. ЧТО — ТО СЛУЧИЛОСЬ.

— Не думаю, что меня можно чем — то еще напугать …