Я хочу прямо сейчас повторить вопрос – мне нужен ответ, мне не нужны эти «Ох, Роб» и жалостливые взгляды.
– Что ты хочешь от меня услышать?
– Я хочу, чтобы ты ответила «нет» и чтобы это было правдой.
– Я не могу так ответить. – Посмотреть мне при этом в глаза она тоже не может.
Она заводит речь о чем-то другом, но я не слышу ее; я вылетаю на улицу и, проталкиваясь между костюмами и плащами, злой и отравленный, топаю домой с единственным желанием послушать какие- нибудь громкие и злые записи, от которых мне должно полегчать.
На следующее утро парень, купивший пластинку «Сид Джеймс Экспириенс», приходит обменять ее. Говорит, она оказалась не тем, что он думал.
– Чего же такого вы от нее ожидали? – спрашиваю я.
– Не знаю. Чего-то другого. – Он пожимает плечами и обводит взглядом нас троих. Мы смотрим на него, подавленные и ошеломленные. Ему становится неудобно.
– Ты ее до конца дослушал? – спрашивает Барри.
– До середины второй стороны. Мне не понравилось.
– Иди домой и послушай еще раз. Ты к ней приколешься. Я тебе говорю.
Парень беспомощно качает головой. Он уже принял решение. Он покупает подержанный компакт «Мэднесс», а я возвращаю «Сид Джеймс Экспириенс» на место.
Позже днем звонит Лора.
– Ты должен был знать, что это произойдет. Это не могло оказаться для тебя такой уж полной неожиданностью. Я ведь, как ты выражаешься, живу с этим типом. Рано или поздно это должно было случиться. – Она издает нервный и, с моей точки зрения, абсолютно неуместный смешок. – И я уже пыталась тебе объяснить, что, в конце концов, дело совсем не в этом. Дело в том, что у нас с тобой все пошло наперекосяк.
Я порываюсь повесить трубку, но обычно люди вешают трубку, если думают, что им перезвонят, а с какой стати Лора станет мне перезванивать? Да ни с какой.
– Эй, ты куда делся? О чем-то думаешь?
Я думаю: мы с ней вместе принимали ванну (всего лишь однажды, много лет назад, но ванна, знаете ли, есть ванна), а теперь мне уже непросто вспомнить, как она выглядит. Я думаю: поскорей бы закончился нынешний этап и наступил следующий, такой этап, на котором, глянув в газету и обнаружив, что сегодня по телевизору «Запах женщины», я скажу себе: «Да-да, мы смотрели этот фильм с Лорой». Я думаю: надо ли бороться, с чем я борюсь и с кем?
– Так, ни о чем.
– Если хочешь, можно будет еще как-нибудь увидеться. Я постараюсь тебе получше все объяснить. Хотя бы это я обязана сделать.
Хотя бы…
– А не хотя бы?
– Извини?
– Забудь. Послушай, мне пора. Я, между прочим, тоже работаю.
– Ты позвонишь?
– Я не знаю телефона.
– Можешь звонить на работу. Договоримся о встрече и все как следует обсудим.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Ага.
– Я очень не хочу, чтобы этот разговор оказался последним. А то я тебя знаю.
Дудки, не знает она меня: я звоню ей беспрерывно. Я звоню ей через некоторое время, когда Барри отправляется куда-то перекусить, а Дик возится в подсобке с почтовыми заказами. Я звоню ей после шести, когда Барри с Диком уже ушли. Придя домой, я звоню в справочную, узнаю новый телефон Иена и звоню раз семь, вешая трубку, когда отвечает он; наконец Лора догадывается, в чем дело, и подходит сама. Я звоню ей на следующее утро, а потом два раза днем и еще раз вечером из паба. После паба я еду посмотреть на дом, в котором они живут. (Это очередной трехэтажный дом в Северном Лондоне, но я не знаю, на каком этаже квартира Иена, да и все равно ни в одном окне света нет.) Ничего другого мне не остается. Я снова потерял нить, как терял ее после Чарли, много-много лет тому назад.
Бывают мужчины, которые звонят, и бывают, которые не звонят; знали б вы, как я хотел бы принадлежать к последним. Ведь они – настоящие мужчины, и именно таких мужчин имеют в виду женщины, когда высказывают свои претензии к нам. Именно они подпадают под ни к чему не обязывающий, цельный и совершенно бессмысленный стереотип: мужчине все по барабану, его бросают, и он в худшем случае одиноко просиживает пару вечеров в пабе, а потом успокаивается; и пускай в следующий раз он уже не будет так доверчив, но зато и не выставил себя дураком и никого понапрасну не пугал; я же на этой неделе сделал и то, и другое. В первую встречу Лора выглядит печальной и виноватой, а во вторую – она напугана и рассержена; эта трансформация целиком на моей совести, но мне от нее нет никакого проку. Я бы с радостью остановился, если бы мог, но ничего другого мне, похоже, и вправду не остается – об этом я думаю все время не переставая. «А то я тебя знаю», – сказала Лора и была недалека от правды: она знает меня как изрядного пофигиста, знает, что у меня есть друзья, с которыми я долгие годы не виделся, знает, что я уже больше не поддерживаю контакта ни с одной из моих бывших любовниц. Но она понятия не имеет, чего все это мне стоит.
Я хочу повидать их всех: Элисон Эшворт, что дала мне отставку после жалких трех вечеров в парке. Пенни, которая не позволяла мне до себя дотронуться, а потом взяла и трахнулась с этим ублюдком Крисом Томсоном. Джеки, привлекавшую меня, лишь пока оставалась подружкой моего лучшего друга. Сару, с которой мы образовали альянс против всех тех, кто бросает партнеров, что не помешало ей в итоге меня бросить. И Чарли. Особенно Чарли, потому что ведь это ее я должен благодарить за все: за блестящую карьеру, за мужскую уверенность в себе, за все свои свершения. Я хочу стать гармоничным существом, не изуродованным язвами гнева, досады и чувства вины. Что я собираюсь делать, увидевшись с ними? Не знаю. Просто поговорю. Поинтересуюсь, как дела, спрошу у тех из них, с кем я плохо обошелся, можно ли мне надеяться на их прощение за то, что я с ними плохо обошелся, а тем, кто плохо обошелся со мной, скажу, что простил их за то, что они плохо обошлись со мной. Разве не замечательно? Если я встречусь с ними со всеми по очереди и если между нами не останется тяжелых воспоминаний, а останутся только легкие, я почувствую себя чистым, умиротворенным и готовым все начать сначала.
Брюс Спрингстин всегда так делает в своих песнях. Ну, может, не всегда, но делает. Знаете «Bobby Jean» с «Born in the USA»? Он там звонит одной девушке, но она уже несколько лет как уехала из города, и он сердится на себя за то, что не знал этого, потому что он хотел попрощаться с ней и сказать, что скучает, и пожелать удачи. А потом начинается саксофонное соло, от которого весь покрываешься мурашками, если, конечно, любишь саксофонные соло. И Брюса Спрингстина. Хотел бы я сделать свою жизнь песней Брюса Спрингстина. Хотя бы однажды. Я знаю, что я не рожден бежать и что Севен-Систерз-роуд совсем не Сандер-роуд, но чувства-то могут быть немного похожими, разве нет? Я хочу позвонить им всем, пожелать удачи и проститься, и тогда им станет хорошо, и мне станет хорошо. Всем нам станет хорошо. И это будет хорошо. Да нет, даже отлично.
15
Я знакомлюсь с Анной. Дик приводит ее вечером в паб, зная, что Барри там не будет. Она маленькая, тихая, вежливая, чрезвычайно дружелюбная, и Дик ее явно обожает. Он жаждет получить мое одобрение,
