вызывал всё больше подозрений готовящийся 'странноватый' брак. Что же ждать от него? Пока только болезненного разрыва отношений с Тамарой. А что дальше, когда этот брак зарегистрируют? А где я буду жить, если легкомысленная Оля вдруг найдёт себе кого-нибудь? А где работать? Ведь устроиться с места в карьер профессором - не так просто! Не пойду же я работать грузчиком или землекопом на кладбище, где всех подряд берут!

Под эти неоднозначные мысли отошёл поезд. Во Львове дождь шёл не переставая, а у меня ни плаща, ни зонта. А я был всё в том же костюме, купленном у Элика. Кое-как, на такси добрался до ГСКБ, подписал процентовки, а до отхода поезда - прорва времени! И вдруг я вспомнил, что сегодня - шестое октября, мой день рожденья. Я всегда помнил об этой дате заранее, а тут - напрочь забыл! Тридцать восемь исполнилось, как Пушкину - почему-то провёл параллель я.

Я зашёл в кафе, взял вина, выпил за свой день рождения. Первый раз я его встречаю один, и как на грех - ни одного товарища, ни одного знакомого. Не идти же обратно в ГСКБ и предлагать практически чужим людям выпить со мной!

В кафе я попытался познакомиться с девушками, но был грубо 'отшит'. Хорошо, решил я, здесь - ладно, а завтра в Киеве я встречусь с учеником - Осей Юдовским, с которым столько связано, которого я устроил в Киев на работу! Звоню Осе, он дома. 'Ося, - говорю я, - сегодня выезжаю в Киев, завтра позвоню тебе, встретимся!' Но Ося, оказывается сегодня же вечером едет в Москву, билет уже взят, и отложить поездку нельзя, так как он сдаёт экзамены в аспирантуру.

- Вы же сами меня туда устроили, - напоминает Ося, - не срывать же поступление!

Я вспомнил, что действительно, рекомендовал Бессонову взять Осю, всё фактическое руководство аспирантом я брал на себя. Мы с Моней, преодолев кучу препятствий 'по пятому пункту', добились его допуска к экзаменам. Кто из молодёжи не знает, что такое знаменитый 'пятый пункт' - напоминаю, что под этим пунктом в советском паспорте была национальность. А Ося был евреем, и этим всё сказано.

До отхода поезда оставалось свыше трёх часов. Посидев ещё немного в кафе, я пошёл гулять по магазинам. В одном из них взял две бутылки вина, дешёвого, но крепкого - 'Биле мицне'. В народе его называли биомицином.

Магазин, где я брал вино, был с самообслуживанием. И вот, одновременно со мной, туда зашёл мальчик или, правильнее, парень лет восемнадцати, с признаками ненормальности. Таких детей обычно называют имбецилами или олигофренами. Учатся они в 'спецшколах', работают на несложных специальностях. А этот парень схватил бутылку водки и спрятал её за пазуху. Это не укрылось от меня, и я стал наблюдать, что же будет дальше. Паренёк долго ходил по магазину, надеясь запутать охрану. Но две здоровенные тётки- охранницы, конечно же, заметили воровство, и, пошептавшись друг с другом, стали ждать у выхода больного паренька. А тот, выходя, не показал, что взял. И тогда одна из тёток засунув руку ему за пазуху, достала бутылку, а вторая нанесла парню оглушительный удар по затылку.

Парень оказался слаб духом, он повалился на кафельный пол, покрытый жидкой грязью, и, катаясь по нему, вопил диким голосом. Тётки пинали его ногами, вымазывая в грязи, а парень, гримасничая от боли, истошно орал.

- Уже который раз ворует, никак не можем отучить! - жаловалась охранница публике.

И хоть я понимал, что она где-то права, но от увиденной картины тошнота подступила к горлу. Невозможно было смотреть на этого парня, который и не думал подниматься с грязного пола, некрасиво, с ужимками, плача, и размазывая грязь с кровью по лицу.

Я с омерзением вышел из магазина, и тут же на улице выпил 'из горла' бутылку вина. Бросив 'тару' в урну, я заспешил на вокзал, благо он был недалеко. Там зашёл на почту и отослал заказным письмом акты процентовок в бухгалтерию КПИ. Выбросив квитанцию и хитро улыбаясь, я пошёл на перрон. До отхода моего поезда, который стоял на ближайшем пути, оставалось минут сорок. Но решение уже было принято:

Я прошёл в хвост поезда и даже дальше, где перрона уже не было, но решётчатая ограда продолжалась. Вдоль ограды росли мощные деревья, кажется липы. Я поставил портфель на землю и распоясался, придерживая огромные брюки рукой, снял с ботинок шнурки, и одним из них подвязал брюки, стянув петельки на поясе, чтобы они не спадали. Потом с трудом полез по решётке на ограду, держа ремень и второй шнурок в зубах. Там отыскал ветку покрепче и, опустив вниз ремённую петлю с пряжкой, стал шнурком крепить конец ремня к ветке. Помогли мне достаточно крупные отверстия, шедшие почти до самого конца ремня - в них-то я и продел шнурок для крепления.

Надёжно закрепив ремень на ветке, я спустился и достал вторую бутылку вина - не пропадать же добру! Сел на свой портфель и выпил эту вторую бутылку тоже 'из горла'. Поджидая, пока 'дойдёт', я решил, что пора лезть на ограду в последний раз.

Но теперь это оказалось не так уж легко сделать - вторая бутылка сыграла свою роль, а кроме того, у меня исправилось настроение, и я стал подумывать, вешаться ли вообще: Захотелось в Киев, в мой любимый Гидропарк. Вспомнилась Москва, Оля и Моня, которые могут лишиться мужа и друга. Подумал о тёплом уютном поезде, о мягкой постели:

Я быстро достал перочинный ножик и, подпрыгнув, ухватился за ремённую петлю. Подтянув её на себя как можно ниже, полоснул ножом по ремню и отхватил его нижнюю часть. До отхода поезда оставалось около пяти минут. Спрятав ремень в портфель, я, петляя, побежал к своему вагону. Проводница подозрительно оглядела бородатого и хмельного пассажира в заляпанном костюме, перекошенных висящих брюках и ботинках без шнурков. Однако билет был в порядке, и в вагон меня пустили. Я упал на свою нижнюю полку и мгновенно заснул. Проснулся я только тогда, когда в окнах поезда засияло яркое киевское солнце.

В Киеве было тепло, сухо и солнечно. Я тут же сел на метро и через десять минут уже проезжал над великолепным Днепром, любуясь золотыми куполами Лавры. А ещё через несколько минут я был в моём любимом Гидропарке и побрёл к закусочной 'Колыба'.

Там мне выдали шампур с нанизанными на него кусочками сырого мяса, и я с удовольствием принялся сам готовить себе шашлык над длинным стационарным мангалом. Когда шашлык был готов, я взял бутылку 'Ркацители' и прекрасно позавтракал.

А потом, раздевшись на пляже, выбил и вычистил свой костюм, вдел в брюки остаток ремня, который оказался как раз впору. Выйдя в город, купил шнурки и завязал, наконец, себе ботинки. После чего стал полностью готов к труду и обороне! И ещё раз дал себе крепчайшее слово джигита - ни в коем случае больше не вешаться. А если травиться - то только алкоголем!