Book’s с апострофом, у меня внутри что-то оборвалось. Оборвалось на той печальной ноте, которая слышна в «Вишневом саде» Чехова. Оборвалось, как трос в стволе шахты. Я знаю, что язык развивается. Это неизбежно. Я никогда не сочувствовала рисовальщикам египетских иероглифов, отправленным на свалку истории в ходе языковых перемен. («Птичьи головы в профиль, говоришь? Ты шутишь?») Но, по-моему, нельзя без боя отдать на погибель современную систему пунктуации, которая веками верой и правдой служила письменному слову.
Никогда пунктуации не грозила столь грозная опасность. Да, Гертруда Стайн пыталась поднимать шум, но всерьез никто на пунктуацию не покушался. Футуристы начала XX века предприняли демарш, но без особых последствий. В 1913 году Ф. Т. Маринетти написал манифест под названием «Уничтожение синтаксиса. Необузданное воображение и слова на свободе», в котором требовал для слов права на свободное существование; правда, его требование слегка ослаблялось обилием знаков препинания в самом названии манифеста[365].
Под необузданным воображением [писал Маринетти] я подразумеваю абсолютную свободу образов и аналогий, их выражение с помощью освобожденных слов, не связанных узами синтаксиса и пунктуации.
Стремление Маринетти взорвать «так называемую типографскую гармонию страницы» оказало влияние как на поэзию, так и на графическое оформление текстов. Однако в наше время он воспринимается прежде всего как фантазер, увидевший во сне QuarkXPress [366] – и проснувшийся все в той же суровой реальности накануне Первой мировой.
Поэтому на одной странице мы станем использовать краски трех-четырех цветов, а если понадобится, то и двадцать разных гарнитур. Например, курсив – для сенсационных сообщений, жирный шрифт – для эмоциональных звукоподражаний и т. п. С помощью такой революции в типографском деле и разноцветья букв я хочу умножить выразительную силу слов.
Но довольно о Маринетти. Джордж Бернард Шоу в рамках своей знаменитой кампании за реформу английского правописания предпринял усилия по уменьшению роли притяжательного апострофа. И хотя Шоу был несравненно более знаменит, чем Маринетти, в этой кампании он остался одинок. Кстати, письмо, отправленное Шоу в «Таймс» в 1945 году, позволяет судить о степени его маниакальности. В этом письме, навеянном недавним изобретением атомной бомбы, он утверждал, что поскольку вторая буква b в слове bomb не нужна (я не шучу), в мире – из-за приверженности к традиционному написанию этого слова – теряется даром огромное количество рабочих часов.
За минуту я могу нацарапать слово bomb 18 раз, а слово bom – 24 раза; таким образом, отказавшись от лишнего b, можно сэкономить двадцать пять процентов времени. В Британской империи, над которой никогда не заходит солнце, и в Соединенных Штатах Америки миллионы людей постоянно пишут, пишут и пишут… И все эти пишущие теряют время со скоростью 131 400 ? х в год…
«Джордж Бернард Шоу о языке», ред. Эйбрахам Таубер, 1965 Да, старина Джордж – яркий пример того, как далеко можно зайти в увлечении языковыми проблемами.
С другой стороны, Шоу все равно пишет о языке лучше большинства. В апреле 1902-го он опубликовал в журнале «Автор» свои «Замечания о правилах издательства “Кларендон-Пресс” для наборщиков и корректоров», которые содержали не только блестящий выпад против «неуклюжих бацилл» (апострофов), так неуместно торчащих в словах типа dont и shant, но и довольно примечательный пассаж о курсиве, который, быть может, и лег в основу политики «Гардиан»:
Следует не только отказаться от курсивного выделения названий, но и отбросить безобразные перевернутые запятые, которыми их принято окружать. Позвольте привести примеры. 1. I was reading The Merchant of Venice[367]. 2. I was reading “The Merchant of Venice.” 3. I was reading The Merchant of Venice. Тот, кто не видит, что первый вариант выглядит лучше всех и при этом вполне понятен, не должен писать и читать ничего, кроме объявлений о пропавших собаках и каталогов скобяных изделий: в литературу ему соваться незачем.
Кстати, обратите внимание: во втором примере Шоу (или его редактор) разместил точку внутри кавычек. Хотя индивидуальные мании, по-видимому, мало сказались на развитии пунктуации в XX веке (у Шоу было мало последователей, а футуристов вообще никто не помнит), ясно, что под влиянием различных культурных факторов пунктуация сильно преобразилась. За последние сто лет заметно изменились правила расстановки дефисов, написания заглавных букв, адресов, обращений. Сегодня мы пишем:
Andrew Franklin
Profile Books
58A Hatton Garden
London ECIN 8LX
Вернее сказать, я так пишу, потому что это мой издатель. Но главное в том, что тут вообще нет никаких знаков препинания, а всего двадцать лет назад я бы написала:
Andrew Franklin, Esq.,
Profile Books, Ltd.,
58A, Hatton Garden,
London, E.C.I
Те из нас, кого учили ставить точки после сокращений, приспособились к миру, в котором этого делать не требуется. Я не пишу теперь pub. или ’bus, хотя раньше наверняка писала. Когда двадцать пять лет назад я училась журналистике, промежуточное правило относительно обращений гласило, что если сокращение титула кончается на ту же букву, что и исходное слово (Mr от Mister или Fr от Father), точки не требуется, а если титул обрезается (Prof от Professor или М от Monsieur), точку ставить нужно. Сомневаюсь, что сейчас кто-то обращает внимание на это различие. Правда, стоит отметить, что американцы сохранили множество формальных нюансов, от которых мы уже отказались. Например, они всегда ставят двоеточие после обращения (скажем, Dear Andrew:), тогда как по нашу сторону Атлантики и запятая порой кажется слишком вычурной.
На протяжении нашей жизни произошли и другие серьезные изменения в правилах расстановки знаков препинания, которые нас мало волнуют. Никто не говорит: You can find it at ВВС full stop Co full stop UK[368], верно? Даже самые консервативные из нас не возражают против проникновения в язык словечка dot. А главное, мало кто заметил тихую революцию в типографской расстановке пробелов. Одни пробелы убрали, другие – добавили, никто слова не сказал. Тире, которые раньше имели в разных случаях разную длину, теперь стали в целом короче, приобрели стандартный размер и обрамляются пробелами. До самого последнего времени машинисток учили ставить два, а то и три пробела после точки, однако сегодня любой текстовый редактор автоматически сократит этот промежуток до одного пробела. Раньше перед двоеточием и точкой с запятой ставили пробел, а после – два : честно сказать, это смотрелось очень элегантно, но теперь так никто не
