Хочу поблагодарить авторов многочисленных пособий по пунктуации, взявших на себя тяжкий труд ясно сформулировать все те правила, которые я наверняка исказила в этой книге. Монографии Г. В. Кэри «Не пропусти остановку» (1939) и Эрика Партриджа «Прямо в точку» (1953) – признанная классика жанра. Кроме того, я черпала вдохновение у современных авторов: Дейвида Кристала, Лорето Тодд, Грэма Кинга, Кита Уотерхауса, Тима Остина, Кингсли Эмиса, Филипа Ховарда, Николсона Бейкера, Уильяма Хартстона и Р. Л. Траска. Особая благодарность Кэти Стюарт, Энн Бейкер и Джиллиан Форрестер, а также Пенни Вайн, которая отправила меня в это путешествие. Найджел Холл рассказал мне анекдот про панду, Майкл Хандельзальц сообщил про вопросительный знак в иврите, а Адам Бисон показал, как найти на клавиатуре тире. Квалифицированные редакторы сделали все, чтобы разобраться с моими запятыми и уберечь меня от конфуза. Я им очень благодарна. Ошибки, которые искоренить не удалось, – полностью на моей совести. Наконец, я хочу сказать спасибо Эндрю Франклину за постоянную поддержку, а также сотням читателей, щедро поделившихся со мной своими находками в ответ на мои статьи в «Дейли Телеграф», «Авторе» и «Райтерз ньюс». Было так приятно узнать, что я не одинока.
Интересно, мы с вами родственные души? На автозаправочной станции неподалеку от моего дома висит объявление: Come inside for CD’s, DVD’s, VIDEO’S and BOOK’s[1]. Что вы на это скажете?
Если эта дьявольская россыпь ненужных апострофов не исторгла из вашей груди стона и не вызвала ускоренного сердцебиения, лучше сразу закройте книгу. Вас можно поздравить – вы не педант и тем более не фанатик; вы способны счастливо жить в мире, где стандарты пунктуации стремительно рушатся. Так что читать эту книгу вам незачем. Истинный фанатик пунктуации воспримет попытку образовать множественное число с помощью апострофа (Book’s) как настоящую трагедию. Вихрем пронесутся в его душе чувства, которые переживаются в момент тяжелой утраты. Потрясение – «не верю, не может быть!» – пронзительная боль – гнев – наконец (тут аналогия заканчивается), праведный порыв совершить акт преступного вандализма посредством маркера.
В наше время фанатику пунктуации приходится несладко. Иной раз просто боишься утром встать с постели. Конечно, бывают и приятные моменты, вроде чудесного анекдота про панду, которая eats, shoots and leaves[2], однако большую часть времени тонкая натура фанатика подвергается издевательствам, погружающим его в пучину ужаса и одиночества. На двери оздоровительного центра висит объявление: I’ts party time, on Saturday 24th May we are have a disco/party night for free, it will be a ticket only evening [3]. Реклама предлагает услуги декораторов для wall’s — ceiling’s — door’s ect[4]. Газета оповещает о FAN’S FURY AT STADIUM INQUIRY[5] – звучит весьма загадочно, пока не прочтешь заметку и не узнаешь, что речь идет о целой толпе болельщиков, а вовсе не об одном разбушевавшемся безумце, как можно было бы подумать, поверив заголовку.
Куда ни глянь, всюду следы невежества и равнодушия. Взять хотя бы фильм Two Weeks Notice[6]. Выписанное аршинными буквами – без всяких признаков апострофа, – это название красовалось на автобусах, словно прямой вызов фанатикам пунктуации. Помнится, весной 2003-го, в самом начале рекламной кампании фильма, я беспечно (чуть ли не насвистывая) вышла из здания автовокзала «Виктория» – и замерла как вкопанная, зажав рукой рот. Где же апостроф? На этом автобусе непременно должен быть апостроф! Ведь в one month’s notice[7] апостроф необходим (объясняла я самой себе), и в one week’s notice[8] он тоже был бы тут как тут; значит, и в two weeks’ notice без него не обойтись! Нужные мне автобусы (73-й и два 38-х) благополучно укатили по Букингем-Палас-роуд, пока я горестно вела эти дискуссии со своим внутренним «я», утратив способность двигаться и всякое чувство реальности.
Хуже всего то, что миру нет никакого дела до маленьких трагедий фанатиков пунктуации. Пока мы с ужасом перечитываем безграмотное объявление, мир живет своей жизнью, равнодушный к нашим бедам. Мы – как тот мальчик из фильма «Шестое чувство», только он видел умерших людей, а мы видим мертвые знаки препинания. Шепчем по-детски беспомощно: «Мертвые знаки препинания невидимы для других, а мы видим их на каждом шагу». Никто не понимает нас – людей, наделенных седьмым чувством. Нас считают чокнутыми. Когда мы указываем на ошибки, нам то и дело предлагают «заткнуться» – причем, что любопытно, предлагающие явно не готовы следовать собственному совету. Понятно, что в такой враждебной обстановке не всегда рискнешь поделиться своими открытиями – охота на ведьм по- прежнему популярна. В окне благотворительной организации вывесили плакат: Can you spare any old records[9] – без вопросительного знака. Каждый день, проходя мимо, я в нерешительности застываю перед этим окном: сказать им или нет? Отсутствие вопросительного знака в конце вопросительного предложения – это совсем не ерунда. Это вопиющее невежество. Но вдруг пожилая дама-благотворительница, недоверчиво посмотрев на меня, посоветует заткнуться, валить подальше и не лезть не в свое дело?
С другой стороны, я прекрасно понимаю, что призывать к состраданию фанатикам – дело неблагодарное. Нашим проблемам трудно сочувствовать. Мы отказываемся ходить в магазины, где есть кассы для тех, кто купил eight items or less[10] (потому что должно быть fewer); после событий 11 сентября мы взвинчены до предела не столько из-за Осамы бен Ладена, сколько из-за того, что по радио твердят enormity вместо magnitude[11] , чем совершенно выводят нас из себя. Слыша конструкцию Mr Blair was stood[12] (вместо standing), мы в бешенстве стискиваем зубы; а когда со словами типа phenomena, media или cherubim обращаются как с существительными в единственном числе (The media says it was quite a phenomena looking at those cherubims[13] ), у нас вырывается самый настоящий вопль. Читая книгу, фанатик неизменно сжимает в руке карандаш, чтобы исправлять опечатки. Короче, мы неприятные, занудные, не знающие меры умники, и нас с трудом переносят даже близкие.
