Когда мне было лет четырнадцать, одноклассница, проводившая летние каникулы в Мичигане, нашла мне американскую подружку для переписки. В этой истории гордиться мне нечем – по правде говоря, я надеюсь в один прекрасный день совсем о ней забыть: в конце концов, сопутствующая документация сводится к жалким трем страницам, и издательство «Оксфорд юниверсити пресс» пока не выразило желания издать ее в виде монографии с примечаниями и предметным указателем. Но сейчас мне хочется облегчить душу, так что слушайте. Суть в том, что Керри-Энн была обычным подростком без всяких литературных претензий. Это почему-то очень сильно подействовало на рано пробудившееся во мне синечулочное начало. Ее первое письмо (она отважно ввела мяч в игру) повергло меня в шок. Оно было написано большими детскими каракулями на розовой бумаге и пестрело орфографическими ошибками, а вместо точек над буквами i красовались пузырьки. «Я светлая блондинка с легкой россыпью веснушек», – писала она. Теперь-то я понимаю, что от восьмиклассницы из Детройта трудно было ожидать слога Сэмюэла Джонсона. С другой стороны, какой мне был прок от переписки с этой скучной дурындой, которая гордилась своей избыточной пигментацией?

До сих пор стыжусь того, как я обошлась с Керри-Энн (которая – как и следовало ожидать – больше мне не писала). Ответ на ее детское письмо я написала авторучкой на взрослой зеленой почтовой бумаге. Не помню, облачилась ли я по такому случаю в смокинг, но знаю, что намеренно обронила словечко «бессистемно», и, кажется, даже подпустила кое-что по-французски. Претенциозно? Если перефразировать известное высказывание Гюстава Флобера, в котором он отождествил себя с Эммой Бовари, то Adrian Mole, age de treize ans et trois quarts … c’est moi[244] . Однако сейчас я вспоминаю об этой постыдной подростковой эскападе прежде всего потому, что, стремясь раздавить несчастную Керри-Энн, пустила в ход все средства, вплоть до точки с запятой. «Телевизионные передачи я смотрю весьма бессистемно; я нахожу в них мало примечательного», – писала я. И чувствовала себя превосходно. Просто великолепно. Вспоминается эпизод из «Крокодила Данди», когда его грубоватый герой, издеваясь над перочинным ножиком незадачливого грабителя, хвастается собственным устрашающим орудием: «Разве ж это нож? ВОТ – НОЖ».

В этой главе я хочу взглянуть на пунктуацию как на искусство. И, конечно же – к большому удовольствию писательской части аудитории, – здесь перед нами прежде всего вальсируют двоеточие и точка с запятой. Только посмотрите на эти изысканные знаки препинания, так и сверкающие в свете софитов: разве они не прекрасны? Какое изящество, не правда ли? Спросите профессионала пера о пунктуации, и он не станет стучать по столу, ратуя за правильное использование апострофа, – он запричитает о горестной судьбе точки с запятой. Неужели этот знак вымирает? Что мы будем делать без него? Вы заметили, что в газетах он встречается все реже? Спасите точку с запятой! Без них наше мастерство придет в упадок! И такая привязанность вполне оправдана. Возвращаясь к уже рассмотренным знакам препинания: требуется ли особое мастерство, чтобы правильно поставить апостроф? Да нет. Верное употребление апострофа – как доказательство от противного: показывает, что вы не тупица. Запятая в меньшей степени подчинена универсальным правилам, но все же и она – чисто утилитарный знак. Она носится высунув язык, изо всех сил стараясь услужить как смыслу, так и звучанию фразы, и выбивается из сил за жалкую миску похлебки. Хорошее владение запятыми показывает, что у вас есть здравый смысл, чувство ритма, уверенность в собственном стиле и должное уважение к читателю, – но не говорит о высоком мастерстве.

А вот двоеточие и точка с запятой – совсем другое дело! Только с ними можно воспарить по- настоящему! Если считать, что фраза набирает высоту, начиная с первой заглавной буквы, и мягко приземляется, добравшись до точки, то скромная запятая может долго, часами, держать фразу на лету, нежно подхватывая в полете, вот так, позволяя ей совершать всяческие кульбиты, то падать, то снова взмывать вверх, вот как сейчас, если, конечно, вам есть еще что сказать, хотя под конец у вас могут иссякнуть идеи, и вы просто покатитесь по земле без всяких запятых до полного выпуска пара за счет силы трения и с помощью трех точек… до полной остановки. Но подлинного полета можно достичь только с помощью теплых воздушных потоков: именно они возносят нас на небывалую высоту, позволяют парить и совершать фигуры высшего пилотажа, позабыв о земном притяжении; эту радость полета дарят нам двоеточие и точка с запятой. Не верите мне – спросите у Вирджинии Вулф:

Проследите за полетом этого предложения. Поразительно. Просто невероятно, как долго оно парит в небесах. Никто не против, если я съем последний бутерброд?

Конечно, в литературном мире нет ничего однозначного. Среди писателей есть как поклонники точки с запятой, так и превосходные стилисты, которые отвергают этот знак препинания, считая его, если хотите, буржуазным. Джеймс Джойс любил двоеточие как подлинно классический знак; П. Г. Вудхауз прекрасно себя чувствовал без него; Джордж Оруэлл в романе «За глотком свежего воздуха» (1939) старался вообще обходиться без точки с запятой, а в 1947 году заявил своему редактору: «Я пришел к выводу, что точка с запятой – ненужный знак, и решил написать следующую книгу без него». Мартин Эмис в своем романе «Деньги» (1984) воспользовался точкой с запятой всего один раз и был впоследствии как никогда доволен собой. Американский писатель Доналд Бартелми писал, что точка с запятой «отвратительно уродлива, как клещ на брюхе собаки». Фэй Уэлдон замечает за собой явную нелюбовь к точке с запятой. «А это странно, – пишет она, – потому что обычно я ни к кому не испытываю неприязни». Гертруда Стайн, ярый враг всей и всяческой пунктуации (помните, она говорила, что запятая – холуйский знак?), утверждала, что точка с запятой считает себя выше запятой, но ошибается:

Однако стоит ли обращать внимание на неразумных снобов, которые отказываются от точки с запятой? Я считаю, что не стоит. По мне, так они просто воображалы. И очень здорово, что когда какой-то высоколобый читатель поздравил Умберто Эко с тем, что в его романе «Имя розы» (1983) ни разу не встречается точка с запятой, писатель – как гласит легенда – весело объяснил, что печатал книгу на