исповедывать, причастить и соборовать; с другой стороны, когда предлагаешь родственникам больного, или ему самому, пособороваться, люди пугаются, думая: раз соборовать, значит, смерть близка; так что это извращение смысла оказалось весьма живучим.
Если мы рассмотрим чинопоследование Таинства — это и чтение канона, многих тропарей, семь пространных и очень трогательных молитв, предваряемых чтением апостольских и Евангельских отрывков, — то увидим, что в нем ни слова нет о смерти и о предсмертной подготовке; но везде мы просим Бога воздвигнуть больного от его одра, исцелить от душевных и телесных недугов и поставить на службу Святой Своей Церкви. Само чинопоследование находится в Требнике и не встроено в храмовую литургическую жизнь, как прочие Таинства (напомню, что раньше и Крещение с Миропомазанием, и Брак совершались на уставном Богослужении); предполагается, что человек, страдающий тяжелой болезнью (не насморком, разумеется) находится дома или в больнице и просит совершить над собою это Таинство; и если здоровый человек сам идет в Церковь, в храм, то тут — наоборот: сама Церковь приходит к нему домой и с великою любовью возносит Богу молитвы о врачевании и исцелении. В этом есть глубокий смысл, некая подвижность Церкви, готовность Ее посетить и утешить человека в той крайней ситуации, каковой является тяжелая болезнь.
Однако со временем и Соборование «вклинилось» в храмовую жизнь, и сейчас оно совершается у нас повсеместно и регулярно Великим постом: у греков раз в год, в Великий Четверг, соборуются все. С одной стороны, это хорошая традиция, потому что больных людей у нас много, кто–то чем–то обязательно болеет, и не всегда есть у священников реальная возможность посетить всех желающих принять Таинство Но с другой стороны, есть некая опасность «профанации» Елеосвящения, когда соборуются «на всякий случай», без особой на то нужды. Напомню, что любое Таинство предполагает нужду в нем, и даже крайнюю нужду; человек должен прежде всего желать приобщиться Богу, через благодать Св. Духа, подаваемую в Таинстве; не исключает этого и Таинство Елеосвящения. Так же как и любое Таинство, Соборование созидает Церковь; смысл этого созидания тот, что Церковь хочет нас видеть бодрыми, энергичными и деятельными своими членами, — а не вялыми, унылыми и расслабленными болезнями; и через это Таинство созидается здоровое и душевно, и — насколько это возможно, физически — Тело Христово. Поэтому мы, приступая к этому Таинству, прежде всего должны именно так себя настроить — возжелать благодати Божией, приобщения Христу, чтобы послужить Ему в Его Церкви, — а не ради только физического здоровья самого по себе.
В связи с этим Таинством обычно встает ряд вопросов, проблем, которых мы кратко коснемся. Это общие вопросы — в чем смысл болезней и вообще страданий; как к ним относиться; почему, несмотря на участие в Таинствах, болезни иногда не проходят; как относиться к врачам и медицине, в том числе и «нетрадиционной» и т. д.
Вообще, в истории человеческой мысли такие вопросы выражают проблему «теодицеи» — т. е. «оправдания Бога». Надо сказать, что это по преимуществу западный стиль мышления; в Православии этот вопрос не поднимался, он решался непосредственною религиозною жизнью. Теодицея как раз и занята тем, как согласовать благость и совершенство Божие с существованием зла на земле, ярким проявлением которого являются болезни. Западная мысль разнообразно ухитрялась в логически–рассудочных согласованиях того и другого; Православие, отчасти оставляя в мысленной сфере эту антиномию, дает ответ практический, и он вот какого рода.
Болезнь, страдание, смерть — следствия грехопадения, греха, который, в свою очередь, как мы уже говорили, является производным человеческой свободы. Следовательно, юридически говоря, Бог не является причиной того, что мир свободным выбором первых людей сделался падшим. Говоря о связи болезни и нравственного состояния человека, нужно знать, что зачастую болезнь есть прямое следствие безнравственности. Например: человек блудит — и заболевает соответствующею болезнью; человек обжирается, чревоугодничает — и получает расстройство желудочно–кишечного тракта, и т. д. Но такая прямая зависимость вовсе не повсеместна.
Чаще мы видим другие вещи: человек — нравственный урод, а пользуется отменным здоровьем, или благочестивый христианин — а часто и тяжело болеет, или, в чем яснее всего видится проблема, — когда мучительно болеют невинные дети. И в этих случаях нельзя говорить, что болезнь — следствие конкретного греха, или высчитывать: вот, ты заболел за то–то и то–то,., или вот, дети страдают за то–то или то–то. С грехопадением смерть вошла в мир, — это общий принцип испорченности, разрушения, проявлением чего и являются болезни. Мы, рождаясь в этот мир, принимаем на себя падшую природу, подчиняемся падшему энтропийному миропорядку и подпадаем под власть болезней и смерти.
Но в мир явился Бог и совершил наше спасение, причем — не просто исправив то, что натворил Адам, — как раз внешне все осталось так же, ибо определение Божие не может быть отменено, — но уготовив нам Царство, начатки которого здесь, на земле, есть Церковь. И мы видим, что явившееся на земле христианство одним из ярких своих проявлений имело не иное что, а именно исцеление болезней.
Евангелие повествует о непрестанных исцелениях Христом Спасителем; этот дар Он передал Своим ученикам, Апостолам, да так, что даже тень Ап. Петра исцеляла больных (Деян.); опоясания и платки Ап. Павла (там же) имели целительную силу. Мало того, одним из признаков настоящей веры Господь определил именно исцеление болезней: уверовавших же будут сопровождать сии знамения: возложат руки на больных, и они будут здоровы (Мк. 16:17, 18); дар исцелений был обильно присущ святым; есть даже такой чин святых в Церкви — бессребреники, врачи безмездные, — т. е. не берущие плату. Эти яркие примеры показывают нам, что Дух Святой — есть Дух здоровья, дух исцеления; Он и присущ Таинству Елеосвящения, которое с умалением личной харизмы исцеления, личных даров Духа у святых, как бы «вобрало» в себя это исцеляющее следствие святости и являет нам в Церкви восстановление человека, преодоление последствий падения, выражаемых болезнями.
Но почему тогда христиане, причастники Св. Духа, участвующие в этом и в других Таинствах, не всегда исцеляются, продолжают болеть? Дело в том, что христианство, внешне оставив болезни и смерть в мире, совершенно изменило их смысл. Смерть перестала быть смертью, а стала рождением в жизнь вечную; также, если Господь оставляет христианину его болезнь, значит, она нужна ему в виду состояния его души, и именно с точки зрения жизни вечной. Вся проблема теодицеи решается, если мы в земную нашу жизнь вносим перспективу жизни вечной. В самом деле, наша жизнь состоит из двух неравных частей: жизни земной, краткой, приготовительной — и жизни вечной, совершенной, полной, о которой мы ежедневно напоминаем себе: чаем воскресения мертвых и жизни будущего века (Симе. Веры, 12 чл.). Понять полностью действия Божий в отношении всего мира и каждого из нас мы, исходя из только земной части нашего существования, не можем. Еще не открылось, что будет (1 Ин); сейчас мы видим как сквозь тусклое стекло, гадательно (1 Кор. гл. 13), поэтому мы ходим верою, а не видением (там же); и когда эта наша земная хижина разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный (2 Кор. гл. 5); мы не имеем здесь пребывающего града, но грядущего взыскуем (Евр. гл. 13). Лишь когда эти две половинки нашей жизни соединятся, мы поймем, что и как, и почему; об этом Господь наш так говорит нам: возрадуется сердце ваше, и в тот день вы не спросите Меня ни о чем (Ин. гл. 13–17), — т. е. все наши вопросы отпадут, разрешатся. А до того наш удел — именно вера, вера в то, что Бог есть любовь (1 Ин.), и Он настолько промышляет о каждом из нас, что у нас и волосы на голове все сочтены, и ни один волос с головы не упадет без воли Отца нашего Небесного (Мф.10:30).
Кроме того, мы знаем, что путь спасения — узок и тесен, что многими скорбями подобает нам войти в Царство Небесное (Деян. 14), что мы — христиане и проходим, каждый в своей мере, путь свой за возлюбленнейшим Господом нашим, а Его путь — путь лишений, скорбен, земной непристроенности, путь страданий, кровавой молитвы, мучительнейшей крестной смерти, путь смирения, терпения — все то, о чем нам говорит откровение Божие, Новый Завет, Евангелие, вся жизнь Церкви. И если, несмотря на наше желание, на наши усилия и даже на участие в Таинстве, плюс употребление всех законных медицинских средств, Господь промыслительно оставляет человеку болезнь — значит, это ему необходимо для его спасения, для созидания души в жизнь вечную.
Точно мы узнаем это после смерти, а пока нам остается с верою уповать на благость Промыслителя и Спасителя нашего Господа Иисуса Христа, любящего нас неизреченною любовью; нужно доверять Ему, что Он все до мельчайшего строит к нашему спасению, и помнить, что кратковременное это легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на
