К счастью, в этот момент Элен вернулась с их кофе и, ставя чашки на стол, по рассеянности слегка задела Бьерна.

— Может, вы хотите еще чего-то? — спросила она с прозрачным намеком в голосе.

— Благодарю — не сейчас, — ответил он с холодной усмешкой.

— Хорошо, тогда… я еще подойду к вам. — И многозначительно улыбаясь ему через плечо, она отошла к другому столику, так провокационно покачивая изящным задком, что даже в холодных серых глазах Бьерна промелькнуло одобрение.

Марта подавила укол ревности и понимающе засмеялась.

— Видите, о чем я говорю? — вызывающе спросила она. — Это всего лишь двойные правила. Вы говорите, что не одобряете моего поведения, но я уверена, что вы очень охотно прыгнете к Элен в постель.

Он покачал головой, его глаза смотрели очень серьезно.

— Марта, вы меня не правильно повяли, — спокойно произнес он. — Я не могу одобрять или не одобрять ваше поведение. Это ваше личное дело. Просто лично я не считаю, что приятно спать с кем попало.

Марта почувствовала, что щеки ее стали пунцовыми — он все-таки поставил ее на место. Но ведь она сама сделала все, чтобы добиться его презрения. Почему же она чуть не расплакалась? Схватив чашку, она глотнула кофе, надеясь, что он не заметил, как у нее трясутся руки. Зачем она вообще позволила уговорить себя выпить с ним кофе? Ей надо было не обращать на него никакого внимания, и он сразу бы ушел.

Он тоже пил свой кофе. Но девушка чувствовала на себе его взгляд, держащий ее в состоянии напряжения. Наконец он снова заговорил, абсолютно на другую тему.

— Марта, почему вы решили жить в Стокгольме? — поинтересовался он любезным голосом.

Обрадовавшись возможности перейти на нейтральную тему, она с готовностью ответила:

— Потому что здесь весело, потому что я могу здесь рисовать. Это очень красивый город — все эти заливы и чудесные старинные здания. Нигде нет ничего подобного.

— Вы рисуете только маслом?

— Нет, что вы. Только, когда это соответствует предмету изображения. Иногда я рисую акварели. Я даже пробовала себя в станковой живописи — расписывала стены в торговом центре пару месяцев назад, — добавила она с гордостью.

Он вопросительно приподнял бровь:

— Рисуете за деньги? Она скорчила улыбку.

— Да, иногда я рисую за деньги.

— Ага, — он медленно кивнул. — Если вы позволите мне зайти к вам и посмотреть ваши рисунки, я мог бы предложить вам работу.

— Что? — Ее сердце тревожно забилось.

— В моем офисе. У нас довольно унылая стена в холле, и хорошо бы сделать ее поярче — изобразить что-нибудь современное и веселое.

Как вы думаете?

Она размышляла, как бы ей повежливее отказаться, но эти холодные серые глаза смотрели на нее в упор, и мозги у нее просто не срабатывали.

— М… может быть, — промямлила она. — Я подумаю… Если у меня будет время…

Он улыбнулся, прекрасно зная, что времени у нее было предостаточно — она ничем не занималась кроме рисования. Казалось, он чувствовал себя довольно свободно, как будто не замечая, что воздух вокруг них вибрировал от напряжения.

— Марта, расскажите, пожалуйста, откуда вы родом? — легко продолжил он.

— Отовсюду и ниоткуда. — Ей не удалось скрыть горечь в голосе. — Я родилась в Копенгагене, но мой отец много работает и все время в разъездах. Я воспитывалась в пансионах.

— А ваша мать?

— Она испарилась, когда мне было пять лет, — Марта развела руками. Она так часто защищалась этой фразой, что могла произносить ее без боли. — Честно говоря, я ее ни в чем не виню — она, должно быть, уже с ума сходила от скуки.

— Она вас бросила? — В его тоне чувствовалось явное неодобрение.

— В общем-то нет. — Марта откинула голову и метнула на него быстрый взгляд, радуясь, что наконец-то он остановился на одной теме. — Она взяла меня с собой. Мы жили в коммуне хиппи в Амстердаме. Это было клево. Я прожила там три года, но потом мой дорогой папочка решил, что мамочка мне не подходит, и отсудил меня у нее. До сих пор не понимаю, почему он так напрягался — ему-то я была абсолютно не нужна. Зачем ему восьмилетний ребенок, болтающийся рядом? И он быстренько отправил меня в приличный пансион, где из меня пытались сделать юную леди. Впрочем, безуспешно, — добавила она с мрачным удовлетворением.

— А что случилось с вашей матерью?

— Она умерла. — Неожиданная мягкость его голоса чуть не заставила ее расплакаться. — Через несколько лет после того, как меня отобрали. Она жила в старом фургоне, там были какие-то проблемы с обогревателем. Отравилась во сне углекислым газом.

— Извините, я очень сожалею.

Марта отвернулась от него. Какого черта она рассказала ему правду? Обычно она говорила, что ее мать просто бросила ее, сбежав с компанией хиппарей. Каким образом ему удалось преодолеть все ее защитные сооружения?

Бьерн улыбнулся, хотя глаза его были абсолютно серьезны.

— Понятно, почему вы испытываете такую враждебность к отцу, — задумчиво произнес он. — Только очень жалко, что вы пытаетесь испортить жизнь себе для того, чтобы наказать его.

Марта быстро взглянула на него через приспущенные ресницы. Точность его слов испугала ее, надо быть осторожнее — она и так уже позволила ему зайти слишком далеко. Что еще он может о ней подумать? Отчаянно пытаясь скрыться за обычной маской беззаботности, девушка беспечно пожала плечами.

— Большое спасибо, но я уже была у психоаналитика. Я так плоха, что наверное сошла с ума, правильно? Ничего нового вы мне не открыли.

Он покачал головой.

— Прошу прощения, — пробормотал он, не скрывая сарказма.

— В конце концов, — дерзко начала она, — я дала вам краткое описание моей жизни. А что было у вас? Давайте немного сравняемся — теперь моя очередь подвергнуть вас психоанализу.

— Моя жизнь не представляет никакого интереса, все очень просто. — Он говорил обычным голосом, но что-то было в его тоне, что заставило ее внимательно слушать. — Мой отец унаследовал от своего отца маленькое предприятие, всю жизнь работал. Когда он умер, мой брат Йони стал главой фирмы, а когда умер он — Йони был меня старше — я стал этим заниматься.

Марта украдкой рассматривала его. Он говорил о смерти своего брата спокойно, но она чувствовала, что спокойствие давалось ему не просто.

— Ваш брат не мог быть очень старым, — заметила она, осторожно прощупывая почву.

— Ему было тридцать пять, — он скривил губы, — столько же, сколько мне сейчас.

— Отчего он умер? — спросила она, не сознавая, как смягчился взгляд ее синих глаз. — Это был несчастный случай?

Он отрицательно покачал головой.

— Инфаркт, слишком много работал.

— Ой, — она порывисто придвинулась к нему и накрыла его руку своей. — Извините, наверное, у вас были очень близкие отношения.

На какое-то мгновение он задержал ее руку, но тут же откинулся на своем стуле.

— Не совсем, — резко ответил он. — Он был на десять лет старше, интересы у нас были разные. По правде, у нас не было ничего общего.

Он отдалялся от нее, тон его голоса ясно указывал, что он не собирается больше обсуждать эту тему. Она почувствовала укол разочарования; он снова превратился в холодного бизнесмена в деловом костюме. Покончив с кофе, он взглянул на часы.