прострелила аж до плеча… Он слегка застонал и, едва не упав, оперся рукой о стену. О путешествии до овальной дверцы думать пока было рано.

Спокойно сидевший на корточках до его пируэта часовой, вдруг вскочил и, выхватив нечто похожее на штык-нож, стал выкрикивать непонятные отрывистые команды.

— Ты поаккуратнее мальчик, со своим перочинным ножичком, — проворчал Владислав, усаживаясь обратно на подобие металлической кровати, — а то ведь и в угол поставлю.

Охранник выглянул за дверь и кого-то позвал. Летчик успел рассмотреть, открывшийся перед взором узенький, длинный коридор, сплошь забитый кабелями и непонятными электрощитками на стенах. «Твою мать! Это ж подводная лодка…» — пронеслась в голове ошеломляющая догадка.

Неожиданное открытие несло в себе множество неприятностей. С обычного корабля его могли передать первому же встречному советскому судну. Не исключая и гражданские. Подлодка же, находясь на боевом патрулировании, или выполняя какую-либо иную задачу, светиться перед иностранным флотом, пусть даже союзного государства, никогда не станет. Спасенный на неопределенное время автоматически становился «добровольным» участником «круиза», до возвращения старой посудины в базу. А дальше закрутится долгая канитель: встречи с представителями посольства, переговоры, ожидание…

«Приплыл… — констатировал Влад, сидя на краю постели и потирая распухшее колено, — вот я и участник дальнего океанского похода…»

Прибежавший на крик часового офицер, жестами объяснил, что выходить за пределы крошечного помещения запрещено.

— Бух-бух! — выкрикнул он, злорадно улыбаясь и показывая то на свою здоровенную кобуру с русским «стечкиным», то на грудь пилота, то в направлении коридора…

— Доходчиво… — буркнул в ответ майор и улегся на место.

Позже интерес моряков к «постояльцу» ослаб, и его почти не беспокоили. Изредка приходил какой-то полненький, круглолицый офицер — видимо, один из старших в команде и негромко разговаривал с часовым. Затем что-то спрашивал на своем языке Берестова и, не дождавшись ответа, снова исчезал. Внешность, форма, оружие русского образца, нищета… Почти не оставалось сомнения в том, что его спасители — китайцы. «Старая дизельная подлодка либо наша, либо построена в Поднебесной по устаревшему советскому проекту. Ну, что ж, — заключил он, — сейчас, слава Богу, в их стране завершились времена „больших скачков“ и „культурных революций“ и мое возвращение на Родину, думаю, зависит от длительности путешествия раритетного „Наутилуса“…»

От отвратительной еды пилота уже мутило. Вермишель, обильно политая соевым соусом, с трудом лезла в глотку. Терпимым оставался только несладкий зеленый чай.

— Китайская кухня… Китайские рестораны… — ворчал он, давясь очередной порцией, однообразного меню, — что б вас до пенсии так кормили!

Здоровье, день ото дня, беспокоило меньше. Температура подскакивала ещё несколько раз, но понемногу недуг отступал. Судьба, на сей раз, смилостивилась, и серьезных осложнений от переохлаждения не последовало. Все чаще напоминало о себе колено, но местных эскулапов, после удачного возвращения к жизни спасенного, столь незначительная, с их точки зрения, болячка не интересовала.

Берестов подолгу лежал без движения, уставившись в одну точку на потолке и вспоминал членов своего экипажа. Все происходящее часто представлялось сном и кошмаром воспаленного воображения. «Как я буду смотреть людям в глаза? — мучил себя Влад вопросами, — все ребята мертвы. Почему же я — их командир, остался на этом свете? Каких-то семь с половиной лет мне довелось пролетать после училища, а уже лишился второго экипажа… Господи, что же за рок я несу людям по жизни!? Кто же со мной согласиться после этого сесть в кабину!?»

Легче от подобных мыслей не становилось, а хуже быть уже не могло…

Иногда лодку начинало качать, и почти сразу включались в работу дизели. «Стало быть на дворе ночь — они всплыли и заряжают аккумуляторы… Когда же капитану надоест мотаться по морям?..»

Сначала он считал всплытия подлодки на поверхность, но, оставаясь в неведении, на сколько дней хода хватает заряда бортовых батарей, Владислав бросил бесполезное занятие. Полагаясь на биоритмы собственного организма, и суммируя дни по пробуждению от сна, летчик полагал, что после возвращения сознания, прошло более двух недель…

Во время одного из всплытий, лодку кидало на волнах интенсивнее обычного. Дизели долго и надрывно работали, и не остановились, даже когда качка прекратилась. Минут через тридцать Берестов почувствовал, как корпус субмарины несколько раз легко содрогнулся и замер. Вскоре за ним пришли и, выдав грубую морскую робу, жестами приказали одеваться.

Завязав пилоту глаза, несколько офицеров повели его по коридорам лодки. Помогая подняться по вертикальной лесенке, они вытолкнули прихрамывающего пассажира на свежий воздух, и заставили сойти по трапу на твердую землю.

«Наконец-то наплавались… Берег!» — вдохнул он полной грудью и получил сильнейший удар приклада в спину…

Проснувшись воскресным утром, Берестов с изумлением обнаружил страстное желание поскорее увидеть обеих сестер. И во время завтрака, и перемывая гору грязной посуды, и делая влажную уборку квартиры, он постоянно думал только о них. Закончив наведение марафета, Влад продолжал нетерпеливо поглядывать на часы, слоняясь по комнате в ожидании вечера…

Молоденькая девушка — студентка Саратовского университета, только что успешно окончившая второй курс биофака, оказалась вовсе не красавицей-пустышкой. Его приятно поразили живой ум, начитанность, тактичный и необидный юмор и, наконец, некая старомодная, провинциальная воспитанность — нечто реликтовое и напрочь забытое современностью.

Когда предыдущим вечером ушло её волнение, им удалось о многом поговорить. Под занавес их общения она уже смеялась и шутила, весьма недурно при этом, отвечая на вопросы. Сама же Александра, если и спрашивала о чем-то, то делала это вполне деликатно и ненавязчиво.

«Одна кровь… Она во всем похожа на Анастасию! — удивлялся Владислав, думая о новой знакомой. — Но есть ли в ней нечто свое и неповторимое? Или она лишь копируя — повторяет ее? Впрочем, мысли о Саше — не следствие ли того, что я вновь хочу побыть рядом именно со старшей сестрой?»

Много раз вчера он ловил на себе взгляды Насти. Все то, что она много лет таясь, сдерживала, Берестов неожиданно и отчетливо разглядел сквозь полумрак клубного зала. Печальные, чарующие глаза девушки, словно прощаясь навсегда, все же признавались в давней любви. Даже во время танца, положив голову на грудь мужа, старшая сестра смотрела на Владислава, обнимавшего Александру, и очевидно вот- вот готова была расплакаться.

Сердце разрывалось… Он пребывал в тупике, выхода из которого пока не видел. Знакомству с младшей сестрой исполнилось всего несколько часов. Она привлекала и начинала нравиться, но, возможно, это только казалось, или было непонятным отголоском чувства к Анастасии.

«И стоит ли флиртовать с такой молодой и чрезмерно обидчивой девчонкой!? Вскоре заканчиваются студенческие каникулы и Саша должна вернуться в Саратов. Неизвестно, как все сложится дальше. Увидимся ли мы когда-нибудь еще? Да, она свободна и моложе… Но какое это имеет значение!? Настю, я знаю хорошо, и тянет меня к ней осознанно, на протяжении нескольких лет…»

Вечером в клубе он сам подошел к девушкам, заметив их первым. Александра приветливо поздоровалась. Старшая сестра вела себя сдержанно. Вскоре появился и Максим. Две пары постоянно находились рядом, разлучаясь только на время медленных танцев.

Очаровательная девочка по-прежнему привлекала многих молодых людей. Но, всякий раз, нащупывая спасительную руку Влада, она упрямо отвечала «нет» любому соискателю, чем продолжала умилять его и удивлять Анастасию.

«Что же она во мне нашла? — обнимая Александру, размышлял он в такт неспешному ритму белого танца, — этому ребенку намедни исполнилось девятнадцать. Я старше на половину её жизни. Есть серьезное и небезосновательное опасение: как у молодых девчонок обычно происходит подобный процесс? Создают в душе идеалы и пытаются подогнать кого-то, под наскоро слепленный, стереотип идола.