волнорезами. Волны мягко плескались о берег, вдали ссорились и кричали чайки. Я закрыл глаза и погрузился в мерцающий сумрак своего я.
Поток продолжал идти, и, стоило мне немного сосредоточиться, как он подхватил и понес меня. Для полета в потоке не нужно совершать никаких усилий. Скорее, наоборот, — все отпустить и полностью отдаться пронизывающему тебя светлому ветру.
До встречи с Тошей я много сил и времени потратил на борьбу с собственными мыслями в медитации, пытаясь их остановить. В конце концов, стало ясно, что попытки эти совершенно бесполезны, и искать нужно в другом направлении. Я пытался контролировать свои мысли с помощью мысли же, но это было так же бессмысленно, как бесконечно переливать воду из одного сосуда в другой.
Мне казалось, что должно существовать нечто огромное и могущественное, но совершенно конкретное и осязаемое, чему можно было бы отдаться, следовать и расти в нем. Такой вещью оказался поток. Для переживания его никакой остановки мысли не требовалось. Наоборот — насыщенная энергией мысль проникала в суть вещей гораздо глубже и приводила к состоянию ясности, когда ни в чем не остается и тени сомнения. Возможность познания и понимания мира и себя таким образом неизмеримо возрастала.
Хотя поток пришел через Тошу, сам по себе он был абсолютно безличной силой, лишенной каких-либо атрибутов. Будучи световым ветром, пронизывающим все миры, поток оказался мостом, эти миры связывающим.
Неожиданно в медитации я увидел человека, выходящего из моря. Открыв глаза, я продолжал видеть то же самое. Это был мужчина средних лет, с правильными чертами лица, одетый в облегающую одежду серебристого цвета. Приблизившись к берегу настолько, что вода доходила ему до колен, он остановился и жестом велел мне следовать за ним. Затем повернул назад и вскоре скрылся под водой.
Волны по-прежнему безмятежно плескались о камни, вдали кричали чайки, и случившееся казалось бесследно растаявшим миражом. Хотя что-то говорило мне, что человек не ушел, а ждет меня там, в глубине, я не был уверен, что виденное мною было реальностью. Но если даже я и находился под властью видения, настало время испытать мою веру.
Я встал и медленно вошел в море. Ощущение, что человек ждет меня в глубине, не проходило. Когда вода дошла мне до груди, я остановился, не зная, что делать дальше. И тогда услышал его призыв. Он обращался ко мне телепатически: чтобы следовать за ним, я должен погрузиться с головой и вдохнуть воду. Это и было то испытание, о котором говорила Неля!
Далее человек сказал, что он не один, — там, под водой, меня ждут другие. После того, как я сделаю первый вдох под водой, они придут на помощь и не дадут утонуть. После чего заберут к себе. Наступило молчание. Он ждал моего ответа.
Меня захлестнула волна страха. Если все происходившее — галлюцинация, значит, я неизбежно утону. А что, если все это правда? Я продолжал в нерешительности стоять по грудь в воде. Почувствовав мой страх и сомнения, человек сказал: 'Ты еще не готов. Возвращайся к нам, когда изживешь страх. Помолчав, добавил: — Можешь привести с собой и других. Если произойдет катастрофа, с нами вы будете в безопасности'.
Как узнать о ее приближении? — спросил я.
Мы дадим знак, — сказал человек, и ощущение его присутствия растворилось в морской глубине. Я выбрался на берег, выжал одежду и пошел по берегу в сторону города.
Мы прожили в Новом Афоне две недели; деньги были на исходе, и мы сели в поезд, идущий в Ленинград. Вернуться к городской жизни после кавказского приволья оказалось нелегко. Горы снились и звали назад. Через полтора месяца из Армении вернулся Андрей, — у него в городе были какие-то дела.
Он сказал, что после того, как мы уехали, Тоша наложил вето на любые разговоры о нашем уходе. Кроме того, начальник отрубил энергетический канал моей связи с ним. 'Полностью?' — спросил я. 'Он сказал, что оставил чуть-чуть, чтобы ты не подох', — разъяснил Андрей.
Этого, впрочем, можно было и не говорить. Поток, еще шедший вовсю на Черном море, в Ленинграде стал постепенно сходить на нет и через месяц вообще иссяк. Все мои внутренние усилия вернуть его ни к чему не приводили. Ни медитация, ни молитва, никакие техники и практики — ничто не работало. Я не мог в это поверить. Жизнь в потоке стала настолько естественным состоянием, что, казалось, она никогда не кончится. Хотя я знал, что поток это дар, я настолько с ним свыкся, что воспринимал его как свою собственность. Я еще не знал, что мне придется долгие годы бороться за этот дар.
Я не мог ни спать, ни есть и чувствовал себя, как рыба, выброшенная на берег. Поток стал так же необходим для меня, как воздух, я задыхался. Жизнь из многоцветного и многомерного чуда опять превратилась в бессмысленную серую рутину. Окно в настоящую жизнь, чуть приоткрывшись, наглухо захлопнулось, оставив меня у разбитого корыта.
Это была моя плата за измену. И все-таки я не испытывал ни малейших угрызений совести по поводу нашего ухода и был уверен, что мы поступили правильно. Теперь нужно было как-то выбираться из энергетической ямы, в которую я попал, но как это сделать, у меня не было ни малейшего понятия. Лишь оставшись наедине с самим собой, я осознал, насколько я слаб. Пир силы закончился.
Глава 30
Команда вернулась в Ленинград в середине лета. Лагерь засекла местная милиция, и, поскольку армянской прописки ни у кого не было, ребятам посоветовали убираться подобру-поздорову. Иногда я виделся с Наной, она держала меня в курсе происходящего в группе, которая продолжала расти. Вскоре после возвращения из Армении она насчитывала уже двадцать пять человек. Тошина звезда восходила. Вскоре было решено организовать другой лагерь в лесах Карельского перешейка под Ленинградом. Тоша провел на Карельском много времени, живя один в палатке, и знал неподалеку от маленького поселка Кировское место, подходящее для большого лагеря.
Накануне отъезда Тоша захотел увидеться со мной. После некоторого колебания я согласился на встречу. В конце концов, благодаря ему мне открылись вещи, до которых я вряд ли дошел бы сам, да и потребность в гуру убить нелегко. Желание вернуть поток, впрочем, было сильнее моей привязанности к Тоше. Своими силами я ничего не мог сделать, а он был единственным человеком, которому был дан ключ. За право обладания этим ключом я отдал бы очень многое. Кроме того, я был уверен в том, что за Тошину душу идет битва, и во мне теплилась слабая надежда, что я как-то смогу ему помочь, — если только он станет слушать.
Наше рандеву состоялось у Нели, которая по этому случаю сварила нам крепкий кофе. Тоша выглядел уверенным, хотя и немного уставшим. После обмена несколькими ничего не значащими фразами он спросил:
— Хочешь попробовать еще раз?
Его голос был, как обычно, спокоен, но звучал очень сдержанно. Я посмотрел Тоше в глаза. Его взгляд был непроницаем и сосредоточен. Я ничего не ответил и задумался. Тоша давал мне второй шанс, ни словом не упомянув о предательстве. Должен ли я вторично принять его вызов, и, если да, нужно ли просить прощения за бегство? Или надо отказаться, поскольку я не мог теперь доверять Тоше полностью? Я не знал, что делать, и решил протянуть время.
— Ты знаешь, почему мы ушли? — спросил я.
Думаю, да, — ответил он.
Ты, конечно, решил, что я струсил. Положим, что так. Но за группу мне было страшно гораздо больше, чем за себя.
— Страх — не лучшая мотивация для действия. Я решил взять быка за рога.
— Почему приходил Князь? Он приходил к тебе, я в этом уверен. Какая между вами связь? И вообще
