конница в борьбе с людьми, которых она презирала, но которые сумели спасти родину, истинными защитниками и освободителями которой были они. Мы должны еще прибавить, что наша конница была многочисленнее казаков, что она была поддержана самой легкой и храброй артиллерией, которая когда- либо существовала! Вождь ее, предмет удивления для героев, поддерживал ее маневры самой неустрашимой пехотой; и, несмотря на это, казаки вернулись на берега Дона со славой и добычей, а все поля России были усеяны телами и оружием наших смелых несравненных воинов![103]

Интересно, что в 1813 и 1814 гг. казаки были вооружены и действовали совершенно так, как американская конница во время междоусобной войны; казаки часто заменяли посаженную на коней пехоту.

Указав, таким образом, на пользу, оказанную казаками, мы в заключение приведем выдержку из письма к Нолану прусского гвардейского уланского ротмистра фон Ганцауге:

Большую часть последней кампании против французов я был прикомандирован к донским казакам. В это время они были очень мало знакомы с употреблением огнестрельного оружия. Но во время движения по Западной Европе они оценили все выгоды, им доставляемые, особенно при действиях на пересеченной местности, и понемногу вооружились французскими ружьями. При этом на удобной для того местности они стали спешиваться и вести бой в рассыпном строю. Я видел, как они таким путем побеждали превосходную в силах конницу и даже пехоту, если они нападали на них в одиночку. В этих случаях пехота опасалась оставшейся верхом части казаков, которые прикрывала коноводом и держалась по возможности ближе от спешенных людей, постоянно готовых сесть на коней и броситься на противника, если он отступал или был выбит из своего закрытия.

Этому образу действий исключительно я приписываю успехи казаков во время кампании на Эльбе и на Рейне и то превосходство, которое они в малой войне и аванпостной службе постоянно имели над неприятельской конницей.

Австрийская конница в начале революционных войн стояла выше французской, но затем опустилась и нередко терпела от последней поражения.

При Аустерлице, впрочем, австрийская конница сражалась с большим мужеством для прикрытия отступления своей пехоты. Также и в других сражениях она проявила выдающуюся храбрость и самопожертвование при отступлении разбитой армии, например при Экмюле, Эглофсгейме и Регенбурге. В последнем сражении 40 эскадронов австрийских кирасир задержали более чем на три часа французскую конницу и тем дали время всей своей армии уйти за Дунай.

Прусская конница, хотя и хорошо снаряженная и обученная, в 1806 г. была без особенного труда побита при Йене и Ауэрштедте французской конницей, которая затем своим энергичным преследованием окончательно уничтожила прусскую армию. В 1813 и 1814 гг. союзники имели очень многочисленную конницу, но пользовались ею на полях сражений очень нерационально, перемешивая ее с пехотой, подобно тому как это делали маршалы Людовика XIV при Блиндгейме и Рамильи. Наполеон, которому вследствие этого удалось свободно действовать своей артиллерией, скоро лишил союзную конницу почти всякого значения, и дело дошло до того, что его конница, почти сплошь состоявшая из рекрутов, нередко побеждала союзную. При Люцене союзники имели конницу, значительно превосходившую французскую, но совершенно не воспользовались ею, и она осталась праздным зрителем поражения пехоты. Наполеон, вполне сознававший свою слабость в этом отношении, ожидал, что союзники будут атаковать его значительными массами конницы, и принял все меры для отпора, построив пехоту в большие каре, поддержанные артиллерией, и отведя конницу в резерв. Но союзная конница так и не вышла из бездействия, и потому Наполеон, несмотря на ее превосходство, одержал победу.

После сражения при Лейпциге конница союзников усилилась до 60 000 коней, и, конечно, при такой ее многочисленности можно бы было достигнуть больших результатов при преследовании Наполеона. Чернышев и Орлов-Денисов с казаками действительно постоянно наседали на французов и захватывали всех отсталых; но чего-нибудь вроде преследования после Иены и в помине не было. Интересно упомянуть здесь о решительном успехе, одержанном 26 прусскими эскадронами полковника Дольфса над французской дивизией Мезона близ Гайнау 26 мая 1813 г. Французы, построенные в восемь каре, поддержанные артиллерией, были решительно атакованы и почти совершенно уничтожены в какие-нибудь 15 минут времени; только небольшая часть конницы успела ускакать.

После сражения при Ватерлоо пруссаки преследовали французов в высшей степени энергично, хотя 1500 человек пруссаков под командой полковника Соора, неосторожно выдвинувшиеся вперед, были атакованы 1 июля 1815 г. у Роканкура близ Версаля и взяты в плен. Это дело интересно тем, что было последним в длинном ряде наполеоновских войн. Тактика кавалерии в этот период была во всех европейских армиях одинакова, и только казаки имели свой особый образ действий.

Английская конница отличалась во времена войн в Испании и поддержала там славу, заслуженную в нидерландских кампаниях 1793–1794 гг. В сражении при Саламанке дело было решено атакой кавалерии Ле Маршана и Ансона под командой сэра Коттона. В несколько минут левое французское крыло было совершенно расстроено, взято 2000 пленных и 5 орудий, остатки французской дивизии загнаны в лес, и дивизия перестала существовать.

В английской армии того времени служило много ганноверцев и других немцев, из которых был сформирован так называемый королевский немецкий легион; при нем числилось 2 полка тяжелых драгун и 3 полка гусар. Эта конница пользовалась большой известностью; первый гусарский полк полковника Ареншильда считался лучшей легкой конницей всей армии для аванпостной службы, а наиболее блестящая атака во всех испанских походах была произведена драгунской бригадой генерала Бока при Гарсии Хернандесе, на следующий день после Саламанского сражения.

В истории немецкого легиона Бемиша мы находим следующие подробности об этом деле:

Так как в начале дела французская пехота и артиллерия были скрыты неровностями местности, то бригады по приказанию лорда Веллингтона двинулись галопом на неприятельскую конницу. Пока полки шли ущельем, они вынуждены были двигаться по три; выйдя же из него, начали, не останавливаясь, выстраивать фронт по первым эскадронам. Головной эскадрон первого полка ротмистра Гатторфа с генералом Боком, штаб-офицером полка и английской артиллерии подполковником Майем, привезшим приказание, бросился прямо на неприятеля, не дожидаясь прочих.

Левый фланг французских всадников начал отходить перед атакой бригады Ансона, а находившиеся в центре повернули назад при приближении эскадрона Гатторфа. При преследовании эскадрон этот попал под огонь пехоты, которым Май и много людей и лошадей были ранены, и преследование остановлено.

Ротмистр Густав фон дер Декен, командовавший третьим или левофланговым эскадроном полка, заметил, что если он будет продолжать наступление в предписанном порядке, то неминуемо подставит свой фланг огню пехотного каре, и принял смелое решение атаковать его одним своим эскадроном.

Сомкнуто, в полном порядке тронулся эскадрон против каре, открывшего частый огонь; в 120 шагах от него Декен был смертельно ранен пулей в колено, лейтенант фон Фон и много людей и лошадей убито. Ротмистр фон Услан Глейхен, командир левого полуэскадрона, тотчас выскочил перед серединой эскадрона и, ободрив несколькими словами людей, повел их дальше; второй залп уложил еще больше драгун, но они продолжали движение и подскочили к самому каре, охватив его заездом правым плечом с двух сторон. Две передние шеренги каре на коленях выдвинули вперед штыки, задние четыре, стоя, направляли ружья в подскакавших драгун. В эту минуту случайный выстрел повалил одну лошадь с всадником на штыки и тем открыл дорогу прочим. Драгуны, несмотря на открытый по ним огонь, прорвались в каре, и весь батальон был перебит или взят в плен.

Ротмистр Ритценштейн, командир 2-го эскадрона, встретил на пути очень трудную местность и,