даже и все число в своем роде замечательно. В коннице приходится 138 человек, убитых или раненных саблей, на общую потерю в 2236 человек. Всего же любопытнее незначительное число убитых сабельными ударами — всего-навсего 6 человек на 212 раненых. Таким образом, во всех кавалерийских боях при Верте, Вионвиле, Седане, на Луаре и в северных провинциях, во всех аванпостных стычках 40 000 всадников в течение 6-месячной кампании потеряли от сабли всего 6 человек убитыми, [132] между тем как в вышеприведенных примерах из американской войны в одном бою из 100 человек было убито 12 и ранено 24, а в другом из такого же числа — 26.

Автору приходилось слышать ироничное замечание, что американская конница не была в состоянии произвести атаку холодным оружием и что причина этого лежит в боязни, которую ей внушала холодная сталь. Вместо ответа мы просто спросим читателя, какой образ действий более опасен и требует более мужества: тот ли, при котором в незначительной стычке в течение нескольких минут выбывает 24 человека из 100, или тот, при котором 60-тысячная конница теряет от сабельных ударов в течение шестимесячной кампании по одному человеку в месяц?

Сообразно со всем вышеизложенным мы считаем себя вправе утверждать, что конница должна быть вооружена саблей и револьвером. В настоящее время конница будет атаковать пехоту, и только когда эта последняя расстроена, приведена в беспорядок. При этом, если судить по опытам франко-германской войны, пехота встретит атаку или в развернутом строю, или в рассыпном, причем от дельные стрелки, может быть, соберутся в кучки; во всяком случае она откроет живой огонь и будет поддерживать его до последней минуты. Огонь этот нанесет такие потери коннице и приведет ее ряды в такой беспорядок, что лошади будут обходить кучки и будут стараться проскочить в интервалы между ними, находясь все время под огнем при наступлении и отступлении. Поэтому можно, кажется, с уверенностью сказать, что большая часть кучек останется целой и невредимой, а если некоторые и будут прорваны, то понесенные при этом потери будут самые незначительные. Следовательно, все шансы будут на стороне пехоты. Казалось бы, что сомкнутая атака, произведенная в полном порядке, смело и энергично, подобно атакам конницы Фридриха, и теперь может иметь успех, но обстоятельства сильно изменились. За исключением некоторых совершенно исключительных случаев конница, вынесшая во время пробега в несколько сот шагов сильнейший и частый огонь, наскочит на пехоту уже в полном беспорядке и совершенно расстроенной. Что же могут сделать всадники с их саблями против пехотных кучек? Удары и уколы могут быть очень легко отбиты ружьем; единственная возможность успеха заключается в силе налета, но сила эта нисколько не зависит от сабли; она была бы совершенно та же и у безоружного человека. Эта истина, между прочим, подтвердилась атакой полковника Шеуэля при Балаклаве: он, не вынимая сабли, разобрал поводья в обе руки и повел своих людей полным ходом на русских всадников, через которых прорвался и вышел вполне благополучно из боя, хотя, в сущности, он был совершенно безоружен. Так же точно адъютант Мур при Бушире в Персии повесил саблю на темляк, взял поводья в обе руки и прорвал неприятельское каре, не получив ни одной раны.

Теперь попробуем выяснить себе, каким образом должна в будущем конница, вооруженная револьвером, атаковать пехоту. Каждый человек должен быть обучен стрелять на галопе и сейчас же бросаться в отверстие, которое он себе выстрелом пробьет в неприятельских рядах. Почему это не может быть более действительным образом действия, нежели простой налет с холодным оружием в руках? Два-три выстрела, сделанных каждым всадником, начиная с 75 шагов от пехоты, должны же причинить некоторые потери или же по крайней мере помешать спокойному прицеливанию пехоты, произвести известный беспорядок, а быть может, и побудить некоторых к отступлению. Если затем коннице действительно удастся ворваться в ряды, то разве револьвер не окажется действенным и смертоносным оружием?

Заботливым обучением можно без особенного труда довести людей до того, что они будут с достаточной меткостью стрелять на карьере: и так как всеми признано, что в будущем конница, чтобы иметь возможность действовать, должна быть отлично обучена, то почему бы стрельба из револьвера не могла быть включена в число предметов обучения? Если затем соединить силу удара коня с действием из револьвера, то разве не получится гораздо более вероятности для прорыва неприятельской пехоты, чем теперь при условии вооружения всадников только саблей?

Придают большое значение моральному впечатлению, производимому блеском стали на пехоту; но если вникнуть в дело поближе, то нельзя будет не прийти к заключению, что сабля здесь совершенно ни при чем. Представьте себе только, что конница с обнаженным оружием идет медленным аллюром на противника или выжидает его приближения, стоя на месте, — произвел ли бы тогда блеск стали какое- нибудь впечатление на пехоту? Вероятно, ровно никакого. Если, напротив, представить себе несущиеся полным ходом сомкнутые линии всадников с оружием в ножнах, то разве вид их не произведет при всяких обстоятельствах сильного нравственного впечатления? И разве удар их не будет более чувствителен для пехоты, чем удар медленно подходящей конницы с обнаженным оружием? [133]

Мы вполне убеждены, что главное значение, как физическое, так и моральное, имеет сила удара; если же к ней присоединить еще смертоносное действие револьвера, то разве это не будет способствовать подъему нравственной силы всадника, им вооруженного? Самое доверие пехоты к огнестрельному оружию поможет делу и будет способствовать тому, что она станет опасаться быстро следующих друг за другом выстрелов из револьвера более, чем блеска сабельного клинка.

Поэтому, казалось бы, что если действительно желают иметь конницу, которая была бы в состоянии атаковать с успехом на поле сражения пехоту и артиллерию, то ее совершенно необходимо вооружить револьвером и обучить искусному действию из него на полном ходу. Саблю следует оставить для преследования и борьбы с неприятельской конницей,[134] когда порядок может быть лучше сохранен, так как если нет потерь при приближении, то сабля может быть употреблена с успехом. Как кажется, в армии южан каждому всаднику было предоставлено действовать тем оружием, которым он желал: поэтому мы видим, что одновременно в той же части одни люди рубят саблей, другие — стреляют из револьвера.

Та армия, которая организует подобную конную часть (причем людям должно быть строго внушено, что стрельба никак не должна уменьшать быстроту движения), будет иметь много шансов на успех. Опасение выстрелов из револьвера помешает неприятельской пехоте спокойно прицеливаться и, таким образом, уменьшит потери конницы, а эта последняя, сознавая свою силу в рукопашном бою, будет усиленно к нему стремиться[135] Нескольких атак достаточно, чтобы сильно поднять дух конницы и ослабить уверенность пехоты в себя, и тогда последует победа за победой.

Вместе с тем длинный револьвер вполне пригоден и для отбития удара сабли. В американской войне он неоднократно применялся подобным образом без всякого для него вреда.

Чем больше вникаешь в дело, тем более проникаешься убеждением в необходимости снабдить конницу этим превосходным оружием. Многие старые кавалеристы сочтут подобное мнение за ересь и, положась на опыт прошедших веков, будут держаться сабли. Это можно объяснить только одним слепым подражанием старому.

Разумное отношение к истории конницы не может не привести к убеждению, что иногда известные изменения совершенно необходимы сообразно с изменившимися обстоятельствами, и мы думаем, что теперь настало время такого изменения, которое выразится в вооружении линейной конницы револьвером.[136]

Мы сказали, что линейная конница должна составлять только четвертую часть всего рода оружия в составе армии. Деятельность конницы на поле битвы настолько сузилась, что будет большой ошибкой отделять слишком много в ту часть, которая найдет редкое применение. Напротив того, на долю легкой конницы выпадает самая деятельная служба, как-то: сторожевая и разведывательная, поиски, конвоирование, прикрытие маршей и т. п.; поэтому численность ее должна быть более значительна.

Всякого, кто занимался изучением военной истории, не могло не поразить, какое огромное влияние