От этой преамбулы его рот раскрывается. Я вспоминаю туннель Сен-Клу.
– Что вы сказали?
– Правду. И, простите, вас я считаю среди этих шестерых.
От моей откровенности он закрывает рот, но тут же открывает его вновь, чтобы спросить:
– Что вы называете преступником?
– Шпиона! Он интересуется изобретением Тибодена... Один из вас предатель. Как видите, со времен апостолов не произошло ничего нового...
– Это безумие!
– А главное, аморально.
– Один из нас!
– Да. Поскольку я выбрал вас в доверенные лица, сам толком не знаю почему...
Я замолкаю и улыбаюсь ему. Нет, я знаю, почему обратился к Дюрэтру, а не к Минивье. У него глаза Фелиси, моей мамы – Знаете, такие большие удивленные и испуганные глаза, которые все прощают...
– Итак, раз вы посвящены в тайну, я задам вам следующий щекотливый вопрос. Если один из ваших коллег предатель, на кого бы вы скорее подумали?
Он хмурит брови, смотрит на мыски своих плохо начищенных ботинок, потом на меня.
– Я не могу ответить на подобный вопрос, месье! Вы должны это понимать... Делать такой выбор было бы подлостью... Позвольте вам сказать, что меня в равной степени удивит предательство любого из нас!
Это реакция честного человека, я могу ее только приветствовать.
– Не будем больше об этом. Я хочу задать вам второй вопрос – – Слушаю вас.
– Вам известно, над чем именно работал Тибоден? Он краснеет и отводит глаза.
– Ну?
– Хм... Это... – Вдруг он улыбается. – Патрон просто помешан на секретности, вы это наверняка заметили... Он напускал таинственность, принимал излишние меры безопасности... Но он забывал, что Минивье и я специалисты в вопросах радиоактивности, из-за чего, собственно, он нас и выбрал...
– Так, значит?..
– С первого же месяца работы у него мы поняли, что он занят созданием препарата, защищающего от ядерной радиации...
– В общем, он хранил секрет полишинеля?
– В общем, да!
Именно так я и думал своими мозгами исследователя дамского белья!
– А трое ваших ассистентов тоже знают?
– Хотя Минивье и я не делились с ними нашими догадками, я думаю, что да.
– Угу... О'кей, доктор, благодарю вас.
Я смотрю вслед его тощей фигуре, мелькающей между деревьями. Он укрепил меня во мнении, что Минивье знал! И Планшони, вне всяких сомнений, тоже!
Я продолжаю подниматься по лестнице. Следуйте за мной, ребята!
По пожарной лестнице спускается ночь... Погода великолепная, приятно пахнет листвой...
Поднимаясь по ступенькам крыльца, я вижу подъезжающую черную машину Службы... Угадайте, кто за рулем? Старина Берюрье, налитый кровью, как бифштекс. Выйдя из машины, он начинает энергично махать мне руками.
Его сопровождают Маньен и Пино. Я направляюсь к ним.
– Во, святая троица, – говорю.
Берюрье бросается к ближайшему дереву и начинает поливать его с щедростью, свидетельствующей о большой вместимости его мочевого пузыря.
– Сколько тут зелени! – орет он. Я смотрю на Пино.
– Толстяк что, надрался?
– Да. Его пригласил на ужин приятель парикмахер, любовник его жены, знаешь? И вот после этого он никак не протрезвеет...
– Это кто тут говорит о трезвости? – спрашивает Берю, возвращающийся с расстегнутыми штанами от дерева.
– Я просил подкрепление, а не пьяниц! – заявляю я ледяным тоном, а Маньен тем временем ржет втихаря.
Глаза Толстяка налиты кровью, а дыхание заставило бы отступить целый зверинец.
– Это... ик!.. ты обо мне так? – возмущенно спрашивает он.
– А о ком еще, бурдюк с вином!
– Как тебе не стыдно! Да я ни разу в жизни не был пьяным... Пытался, но никак не получается...
– Закрой пасть! Делай, что я приказываю, и старайся поменьше разговаривать, а то у тебя изо рта несет, как будто ты нажрался падали!
Он насупливается. Я щелкаю пальцами, чтобы привлечь внимание моих помощников.
– Вот каково положение, – говорю. – В этом поместье шесть человек, один из них предатель и располагает секретными документами. Они надежно спрятаны, потому что он знает, кто я такой, и должен был принять меры предосторожности. Нужно заставить его пойти в тайник, понимаете?
Маньен и Пино утвердительно кивают. Берюрье рыгает, что означает то же самое.
– Итак, – говорю, – вы будете точно выполнять мои инструкции.
Глава 12
Мне потребовалась добрая четверть часа, чтобы объяснить моим помощникам, чего я от них хочу. Берюрье, находящемуся в приподнятом настроении, очень трудно растолковать его роль. Он так раздулся от выпитого, что, кажется, вот-вот лопнет. На его галстуке остался целый яичный желток, а рубашка, бывшая в далеком прошлом белой, украшена живописными Винными потеками. Время от времени он проводит по фиолетовым губам своим бычьим языком, дырявым, как его носки, и таким противным на вид, что самый голодный тигр предпочел бы записаться в вегетарианцы, лишь бы не есть его.
Составив солидный план кампании, я оставляю моих героев, чтобы дать им возможность действовать.
Я огибаю эту претензию на замок, чтобы вернуться, и в ожидании начала тарарама иду проверить, по- прежнему ли полушария Мартин сидят там, где надо.
Бедняжка выглядит очень грустной. Говорит, из-за того, что ей жалко Тибодена. Он был одержим, ворчлив, требователен, но она привыкла работать у него и научилась его уважать.. Ее тоска соединяется с моей собственной, и я снова обращаюсь к тому, кто дергает наверху ниточки марионеток, каковыми мы являемся, с горячей молитвой за скорейшее выздоровление старого ученого...
Мы как раз вытираем свои слезы, когда является полицейское трио для дачи бесплатного концерта.
Пинюш в своем заляпанном грязью габардиновом пальто похож на старое пугало, заколебавшееся торчать на кукурузном поле, будто шлюха на тротуаре. Его жидкие усики похожи на кусочки веревки, привязанные под кривым носом. Шляпа с загнутыми кверху полями, неглаженые брюки и вылезшая из них рубашка гармонично дополняют его облик. Если бы не Маньен, одетый строго и опрятно, моих бойскаутов приняли бы за шайку клошаров, только что вернувшихся из похода по помойке!
Пинюш, сочтя, что, как старший инспектор, должен взять инициативу на себя, идет прямо к охраннику.
– Старший инспектор Пино, – заявляет он своим замогильным голосом.
После этого чихает, и из его носа сразу же вылезает сопля, на которую неуверенно смотрит его собеседник.
– Соберите весь персонал, – продолжает Пино, – я должен сделать важное сообщение...
Сторож по-быстренькому отваливает, потрясенный прибывшей армадой. Я пользуюсь этим, чтобы появиться, обнимая правой рукой талию Мартин.
Берюрье останавливает на красивой паре, каковую мы составляем, взгляд более тяжелый, чем мешок картошки.
