Лайма по-прежнему хранила молчание, и генерал был не в состоянии отвести глаз ни от ее точеной фигуры, которую не мог скрыть и домашний халат, ни от ее прекрасного лица.

— Так кто? Кто его предупредил? Ему кто-то позвонил?

Лайме предстояло принять трудное решение: ей нравился Антон, ее давняя любовь, но и молодой генерал произвел впечатление.

И все-таки она сделала попытку защитить школьного друга:

— Антон просто вышел на улицу за сигаретами.

— С двумя пистолетами в руках?

Девушка тяжко вздохнула. Так или иначе ее неизбежно раскрутят.

— Ну хорошо. Ему позвонили.

— Кто брал трубку? — быстро спросил генерал.

— Я.

— Какой был голос — мужской или женский?

— Мужской.

— Что он сказал?

— «Срочно позовите Антона».

— Антон подошел?

— Да.

— Что он сказал?

— Ничего. Послушал секунд пять и тут же положил трубку.

— Потом стал одеваться?

— Да.

— Ну что ж, на сегодня достаточно. Хотя, возможно, мы еще встретимся.

— Буду ждать с нетерпением, — сказала Лайма и бросила на генерала такой взгляд, который только она и умела бросать.

По вечерам Мясник часто ходил играть в карты к Лимону, а уж в конце дня в пятницу — обязательно. Вот и сегодня он нажал на звонок знакомой квартиры.

Как всегда, открыл сам Лимон. Выглядел он необычно для себя хмуро. Но Мясник сам не любил, чтобы влезали в его дела, и потому не влезал в чужие. Он не стал расспрашивать Лимона о его проблемах.

Но, войдя в квартиру, Мясник увидел совсем уж непривычную картину: перед всеми картежниками стояли рюмки, а в центре стола — водочные бутылки. Лимон категорически запрещал распитие в его квартире спиртного: игра есть игра, а пьянка — пьянка.

Хозяин достал рюмку и для Мясника.

— Зяблика поминаем, — пояснил он. — Мочканули его на днях.

— За что? — изумился Мясник.

— А кто знает? — пожал плечами хозяин. — Менты каким-то образом вышли на нас, но ни мы им ничего сказать не могли, ни они нам.

— Но где хотя бы его гробанули? — спросил ошеломленный Мясник.

— На какой-то даче. Вот опер телефончик оставил. Если интерес имеешь, можешь ему позвонить. Сказал, работает и по субботам.

Игорь Владимирович Кондаков, которого в картежном притоне знали под кличкой Мясник, считал себя личностью в высшей степени справедливой и абсолютно самостоятельной. Человек, сделавший сам себя, как говорят о таких американцы.

Свое дело он начал буквально с нуля, работая рубщиком в мясном отделе захудалого продовольственного магазина. Потом ему удалось наняться в мясную лавку, опять-таки рубщиком, на мелкооптовом рынке. Но там Игорь получал уже несколько больше, а главное — присматривался к рыночной стихии и втягивался в нее.

Наконец он приобрел собственную мясную лавку, и дела сразу пошли в гору. Игорь знал цену инспекторам из санэпидстанции, торгового надзора и прочих госорганизаций, паразитирующих на его бизнесе.

Сейчас у него уже три мясные лавки, правда, далековато от дома — в Кунцеве, поэтому пришлось купить десятую модель «Жигулей».

Несмотря на внешнюю суровость, Кондаков испытывал самую натуральную жалость к обиженным жизнью. И его угрозы — «закопаю!» — Зяблику, к которому Игорь на самом деле относился с искренней симпатией, носили исключительно демонстративный характер. Долги, дескать, надо отдавать в срок.

Не поиграв и часу, он покинул притон и в расстроенных чувствах отправился домой. Уже с утра Игорь звонил в милицию по телефону, указанному на бумажке, что дал ему Лимон.

— Оперуполномоченный Куракин слушает! — раздалось в трубке.

И тут Кондаков вдруг понял, что не знает, как на самом деле зовут того человека, по поводу которого он звонит.

— Я — Игорь Кондаков, — произнес он после некоторого молчания. — У меня был знакомый, которого все звали Зябликом. И мне сказали, что он убит.

— Верно! — оживился опер. — У вас есть какая-нибудь информация по этому поводу?

— Боюсь, что нет. Но я хотел бы знать, как… это произошло.

— А вы подъезжайте сейчас к нам в отделение, и поговорим.

Через несколько минут Кондаков уже заводил свою «десятку», а через двадцать минут был в кабинете опера Куракина, совсем молодого пацана, на взгляд Мясника.

«И вот таким молокососам доверяют дела об убийствах», — подумал он с обычным презрением к государственным органам.

— Вы давно видели Ивана Кротова? — спросил Куракин, и до Мясника не сразу дошло, что Кротов и есть Зяблик.

Вроде бы карточная игра нынче государством не преследовалась, и Кондаков честно ответил, что где-то с неделю назад перебрасывались в картишки.

— Вы знаете этих людей? — задал еще один вопрос опер и положил на стол перед Мясником две фотографии.

Одну рожу Кондаков узнал сразу. Этот лупоглазый последнюю неделю практически каждый день приходил в ту мясную лавку, где Игорь чаще всего и обретался. Он понял, что мордовороты на снимках имеют непосредственное отношение к убийству Зяблика, раз ему показывают их фотки. Но если Игорь укажет на лупоглазого, будет ли какой-то толк? Неужели этот сопляк, который сидит напротив него, может действительно поймать самого настоящего убийцу? А если и поймает — адвокаты все равно бандита как- нибудь да отмажут.

— Нет, впервые вижу, — твердо заявил Игорь. — Но если они мне встретятся, я вам непременно позвоню.

— Ну что ж, спасибо, что пришли к нам. Надеемся на ваше содействие. — Куракин встал и пожал ему руку.

Мясник помялся.

— А это они, значит… Зяблика?..

— Окончательный ответ на этот вопрос даст суд, но, по нашим данным, именно они застрелили Ивана Кротова.

Кондаков целый день провел в лавке, которую обычно посещал лупоглазый. Он еще толком не знал, что будет делать, если его увидит, но уже положил в наплечную сумку топорик для разделки мясных туш.

И лупоглазый появился!