наблюдаешь полный разгром и снимаешь с люстры вареные макароны, умственная деятельность, согласитесь, несколько притупляется.

Я влетел в комнату и чуть не сшиб Мишку (а может, бабушку: они оба маленького роста, но кто это конкретно, я не мог разглядеть из-за дыма). Первым порывом было эвакуировать из комнаты Мишку (а может, бабушку) и Ольгуху, которую жальче всех: она и богартов не видела, и в ванной раздолбанной не была, а уже – со сломанной ногой. Я поставил ковшик на пол, выпихнул из комнаты Мишку (или бабушку), сказал: «Возьми мокрое полотенце и дыши через него», – и пошел на ощупь искать Ольгуху.

Дым забивался в нос, глаза и, кажется, даже в уши, потому что их закладывало. Я натыкался на мебель. Кресла, ага, вот он, диван.

– Дима, иди отсюда, задохнешься! – А вот и Ольгуха голос подала. Я нащупал ее руку, сказал: «Пошли!» – Сестра не заставила себя ждать. Опираясь на меня, она резво запрыгала вон из комнаты. На кухне сидел Мишка, послушно закрыв лицо мокрым полотенцем. Я сгрузил Ольгуху на табуретку, надо вытащить бабушку.

– Я здесь! – Бабуля вошла на кухню сама, кряхтя и откашливаясь. – Первый раз вижу, чтобы телевизоры взрывались.

Я с ней согласился. Выглядела бабуля не ахти: бледно-зеленая со слезящимися глазами, она шла, держась за стенку. Нащупала табурет, села…

– Ты как?

– Не очень. Нашатырь найдешь? Хотя нет, не надо. И так дышать нечем.

Я намочил все кухонные полотенца, какие нашел, выдал бабушке с Ольгухой и сам замотал лицо, как ковбой. В двери завозились ключом. А вот и мать. Вовремя!

– Черт! У вас тут что, революция?! Есть кто?

Я выскочил ей навстречу, чтобы она не сильно пугалась дымовой завесы и разгромленной ванной:

– Нормально, мам. В ванной кафель осыпался, телевизор взорвался, бабушка, похоже, угорела, а Ольгуха сломала ногу, ну, это ты знаешь, – выпалил я на одном дыхании в надежде успокоить мать. Секунду она стояла, переваривая информацию, потом нашлась:

– Грузи их в машину! И вы с Мишкой тоже поедете, а то угорите еще. На обратном пути заберем с работы отца.

– Не влезем же!

– В тесноте, да не в обиде.

Пропустим, как я ехал домой: это тема для целого фельетона, который я обязательно напишу, когда стану старым и уже ничего не буду стесняться. Одно хорошо, что доехал я быстро.

Я влетел в подъезд, нашарил в кармане ключи… Ну что, принимаются ставки: накроет меня сейчас большой волной или только по ногам лизнет? Нет здесь никакой воды. Из-за двери на меня выплыли скромные остатки дыма – и все. Мишка, что ли, пошутил? Нет, бежит на кухне вода, но аккуратно, в жерло раковины. Благо, немытой посудой ее не захламили, так что удалось избежать потопа. Ура! Я пооткрывал окна, чтобы выгнать дым, прибрался на кухне, дошел до помойки – выкинул то, что осталось от телика, и стал соображать, что делать дальше. На часах – только восемь. Дома я бы пошел гулять или рубить дрова, если заставят. А здесь никого знакомых, газ и отопление. Печально это, когда и погулять не с кем и рубить нечего. Я побрел в свою комнату, вскарабкался на кровать. На потолке красовалась надпись: «Держись! Я скоро буду!»

Ничего себе! Кто скоро будет? Потолок, что ли? Он и так есть, спасибо, другого не надо.

– Ты кто?

– Я скоро приеду. Потерпи.

Теплю-терплю, уговорил. Чего терпеть-то? Валяюсь один, как король, всех домашних в больницу отправил и валяюсь. Им бы там кто сказал: «Потерпи».

Я растянулся поудобнее и глянул в окно. Яблоньки, махонькие, городские, кислотные, уже сбрасывали последние листья. Под яблонями орали коты. Я их не видел, зато слышал отлично: жуткий рев, как в фильмах про оборотней, ночью услышишь – испугаешься. Да и так уже почти темно. «Почти», потому что в городе темно не бывает, как я понял. Фонарей много.

– У-у-у-у! – Во распевают!

Из-за скелетных яблоневых веток выглянула луна. Полная – самая подходящая для оборотней и воющих котов. Интересно, какого они размера, коты в смысле? Судя по басам, не маленькие.

– У-у-у! – Водой, что ли, на них плеснуть? Я не знаю, принято ли это в городе, но думаю, что вряд ли все здесь кротко терпят кошачьи песни.

Я спрыгнул с кровати, нашел на руинах ванной ведро, налил воды, выглянул в окошечко…

– Кто здесь самый горластый?!

– Ну я.

Опа! Нет, сперва я спросил: «Кто здесь самый горластый?», потом выплеснул воду, а затем уже услышал: «Ну я» – и посмотрел вниз. Лучше бы я этого не делал. Ничего этого: не высовывался из окна, не лил воды, не спрашивал. Потому что под окном…

Под самым-самым окном, в двадцати сантиметрах от подоконника, прядая ушами и вздыбив шерсть на загривке, скаля зубы и сверкая в темноте глазами, сидело два настоящих оборотня.

Мокрые оба, спасибо мне, но от этого еще страшнее. Они ведь разозлятся сейчас – самое время захлопнуть окно прямо перед их носом, залезть на кровать, забиться под одеяло… Так, стоп, что это я? С богартами воевал, бесенят разогнал, бабая – и того заставил мышей ловить! Неужто я с оборотнями не справлюсь? Не справлюсь: они кусаются больнее. И вообще плохая идея: воевать с волками, которые к тому же наполовину люди. Лучше бы – просто с волками. Мы ходили как-то раз на охоту с дядей Мишей и его друзьями: жутковато, но вдесятером можно. А тут я один против двух оборотней, они и порвать могут, и поговорить…

– Я! – Самый горластый оборотень положил передние лапы мне на подоконник, лишив возможности захлопнуть окно. – Я! Дальше что?!

– Н-ничего. – Я лихорадочно соображал, что делать. – Потише можно?

– Нет.

– Ну ладно. – Я осторожно подтолкнул раму, мазнув оборотня по лапам.

Волк дернул ухом и повернулся к приятелю:

– Смотри, Петро, он издевается!

– Вижу, – ответил другой, многозначительно разглядывая меня.

– Я окно закрываю…

– Закрывай! – Оборотень одним прыжком сиганул в комнату, мазнув меня когтем по плечу (больно же!), второй – за ним. – Закрывай, – повторил он уже у меня за спиной.

И тут я запаниковал. Один. Дома. С двумя оборотнями. Они кусаются, между прочим. И чего мне с богартами не воевалось?! А как с оборотнями воевать?

Нехорошо прижав уши, волки водили хоровод вокруг меня. Сейчас набросятся. Э нет! Я схватил, что под руку попалось (стул? сойдет!), и приготовился защищаться.