щекам уже поздно.
– Ладно, – сказал Вадим, гася окурок, – посмотрим, чем все это закончится. Я погнал дальше.
– Давай, не расслабляйся.
Глеб собрался было идти к себе, но в дверях столкнулся с Пашей. Оператор был очень возбужден.
– Вадик, сейчас будет еще веселее!
– Что опять?
– На проводе какой-то псих.
– Какой еще псих?! – воскликнул Вадим. – Договаривались же!
Паша покачал головой.
– Лучше прими этот звонок. По-моему, обалдуй собирается спрыгнуть с восьмого этажа.
У присутствующих отвисли челюсти.
– Чего?!
– Стоит с телефонной трубкой в руке на балконе соседнего дома, смотрит вниз. Его видно отсюда.
– Трезвый?
– Не знаю, судя по голосу, вроде да. Может, просто придуривается, но фрукт занятный. Да посмотри сам из эфирки!
– Ты спасателям позвонил? – спросил Глеб.
Павел опешил.
– А надо было?
– Не помешает. Беги, звони!
Вадим прыгнул за стол, нацепил наушники и, прежде чем продолжать программу, бросил взгляд в окно. Через дорогу черными окнами-глазницами на ночную улицу пялилась раскрашенная гигантскими цветочками девятиэтажка. Народ дремал… но на бортике одного из балконов предпоследнего этажа сидел человек. Сидел и болтал ногами.
«Самоубийцы ногами не болтают», – подумал Вадим и вывел ручку своего микрофона на максимум.
– Алло, говорите!
– У меня приемник в спальне, я отсюда не слышу. Мы чего, в эфире уже?
– Да, мы в прямом эфире, нас слушают. И я, кстати, вас вижу.
– И я тебя… Привет!
– Прекрасно. Представьтесь!
– Александр.
– Объясните нашим слушателям, где вы находитесь.
– Хм… На краю своего балкона. Восемь этажей внизу… Ветер дует сильный, внизу трамвай проехал… последний, наверно, сегодня…
– Что собираешься делать?
– …прыгать…
– Зачем? У тебя в доме лифта нет?
– Слушай, ты мне хамить будешь?!
– Хамить? И не думал,.. Сколько тебе лет?
– Много…
– Сколько, спрашиваю?
– Двадцать четыре.
– И что тебя так скрутило в твои несчастные двадцать четыре, что ты сейчас из своей смерти решил шоу устроить?
– …
– Не молчи, а то наши слушатели решат, что ты уже на асфальте распластался. Они-то тебя не видят.
– Нет еще… пусть потерпят.
– Слушай, грустное будет зрелище: мозги от бордюра до бордюра, потом по ним машинки проедут – лужи крови, морда в лепешку. Обещаю, что хоронить будут в закрытом гробу.
– … и прекрасно…
– Чего прекрасного-то? Посмотреть не на что: протухший бифштекс. Был молодой красивый парень, а тут – цирк уродцев. Побыстрее зароют, и только скамейка возле могилы от раба божьего Александра и останется.
– Ты сволочь, Колесников… Я не за этим тебе позвонил, чтобы ты меня сейчас… тут…
– А зачем ты вообще позвонил? В любви кому-то признаться? Осчастливить кого-то? Я тебе гарантирую, слушатели сейчас в бешенстве. Ты слышал предыдущий звонок от Ирины?
– Ну…
– Баранки гну! Чем ты слушал? Задницей? Ответь мне на несколько вопросов, только быстро, а потом делай, что собирался. Ты женат?
– Нет.
– Родители есть?
– Есть. А какое это имеет значение?
– Подожди! Ты с родителями в каких отношениях?
– Ну... в нормальных.
– Работа есть?
– Есть.
– Кем работаешь?
– Водителем.
– Зарплата какая?
– А тебе…
– Зарплата какая, спрашиваю!
– Меня устраивает.
– Машина своя?
– Да.
– Квартира?
– Тоже своя. Двухкомнатная. Слушай…
– Заткнись! Дальше: друзья есть?
– Есть.
– Пиво пьете во дворе по вечерам?
– Ну, бывает. Гитару берем и…
– Какие песни поете?
– Блатные, в основном. Я кстати, терпеть их не могу.
– Я тоже. Еще вопрос: друзей когда в последний раз видел?
– Вчера.
– Нормально посидели?
– Ну, нормально… Э… Ты, это, слушай…
– Последний вопрос: девушка есть.
(Длительная пауза).
– Александр, ты еще с нами? Не растекайся мыслию по древу.
– Чего?
– Ничего, это классика. Так есть девушка?
(Пауза).
– Нету… Ушла.
– Тьфу, елки-моталки! Я так и подумал! Чего сказала, когда пошла?
