инициативу в свои руки. Я растолкал их и увидел то, чего не забуду никогда…

На земле лежали две фигуры. Девушку я сразу узнал, и неудивительно, потому что несколько дней назад она пыталась меня убить. Это была Салли Диксон, старшая сестра Росса, работавшая в «Мешке с гвоздями». В нее выстрелили дважды: в грудь и в голову. Она лежала на булыжнике в луже жидкости, которая в темноте казалась черной, но я знал — это кровь. Я также знал человека, который без сознания лежал перед ней, вытянув руку, все еще сжимавшую револьвер, из которого застрелили девушку.

Это был Шерлок Холмс.

Эту ночь и ее последствия мне не забыть никогда.

Я пишу эти строки в полном одиночестве двадцать пять лет спустя, но помню все до мельчайших подробностей… Иногда кривое зеркало времени мешает мне вспомнить черты как друзей, так и недругов, но в данном случае достаточно только сморгнуть, пелена лет отступает, и я вижу всех их, словно это было вчера: Гарриман, Крир, Экленд и даже констебль… Как его звали? Перкинс! Правда такова, что я пережил с Шерлоком Холмсом множество приключений и частенько видел его в отчаянном положении. Несколько раз я считал, что он мертв. Что говорить, всего за неделю до описываемых событий я видел его в беспомощном бреду, якобы ставшим жертвой заразной болезни с острова Суматра. Был случай в Полдху-Бей, в Корнуолле: если бы я тогда не вытащил его из комнаты, он бы поддался безумию и пострадал от собственных рук. Помню, как мы с ним ждали развития событий в Сарри — и тут из тьмы выползла смертоносная болотная змея. Естественно, этот короткий список будет неполным, если не вспомнить состояние высшего отчаяния, ощущение пустоты, с какими я в одиночестве возвращался с Рейхенбахского водопада. Тем не менее все эти случаи меркнут перед событиями ночи в Блюгейт-Филдс. Бедный Холмс! Я вижу его как сейчас: он приходит в сознание и понимает, что окружен чужими людьми, арестован и не в состоянии объяснить ни себе, ни другим, что же именно произошло. Да, он сам сделал выбор, осознанно позволил себе попасть в ловушку. Но результат оставлял желать лучшего.

Констебль уже был на месте. Откуда он взялся — Бог ведает. Он был молод и заметно нервничал, но все-таки свои обязанности исполнял на уровне, достойном одобрения. Сначала он убедился, что девушка мертва, потом занялся моим другом. Выглядел Холмс ужасно. Кожа белее бумаги, глаза открыты, но казалось, он плохо видит… по крайней мере, меня он не узнал. Свой отрицательный вклад вносила и толпа, и я снова спросил себя: кто эти люди, что могло заставить их собраться здесь в такую ночь? Две женщины, похожие на жуткую каргу, которая прошла мимо нас возле канала, с ними два моряка, они заваливались друг на друга и явно набрались эля. Выпучив глаза, на происходящее смотрел негр. Рядом с ним стояли мальтийцы, которых я видел в «Розе и короне». Откуда-то взялись даже дети, босые и оборванные, — они глазели на происходящее, будто зрелище разыгрывалось в их честь. Я отмечал про себя все детали, как вдруг высокий краснолицый человек, элегантно одетый, принялся отдавать распоряжения, жестикулируя палкой.

— Арестуйте его, констебль! Я видел, как он застрелил девушку. Видел своими глазами. — Он говорил с сильным шотландским акцентом, который звучал здесь совершенно неуместно, словно шла пьеса, а он сидел в зале и вдруг без приглашения вылез на сцену. — Несчастный ребенок, упокой Господь ее душу. Безжалостный убийца!

— Кто вы? — спросил констебль.

— Меня зовут Томас Экленд. Я шел домой и видел, как все произошло.

Я не мог более стоять за кулисами, протолкался вперед и склонился над моим лишенным сознания другом.

— Холмс! — крикнул я. — Холмс, вы меня слышите? Ради бога, объясните, что произошло?

Но Холмс все еще был не в состоянии дать ответ, и я увидел, что на меня внимательно смотрит констебль.

— Вы знаете этого человека? — спросил он.

— Очень хорошо знаю. Это Шерлок Холмс.

— А вы?

— Я Джон Ватсон, врач. Позвольте мне осмотреть моего друга. При всей очевидности фактов смею вас заверить: ни к какому преступлению он не причастен.

— Неправда. Я видел, как он стрелял в девушку. Видел, как из его пистолета вылетела пуля. — Экленд выступил вперед. — Я тоже врач, — продолжал он, — и могу без колебаний сказать: этот человек находится под воздействием опиума. Об этом говорят его глаза и дыхание. Нужно ли искать другой мотив для этого злодейского и бессмысленного преступления?

Неужели он прав? Холмс лежал, не в состоянии вымолвить ни слова. Он явно был в плену какого-то наркотического средства, а поскольку последний час он провел в «Местечке Крира», вполне резонно было предположить, что названный доктором наркотик и произвел такие разрушительные действия. И все-таки что-то в этом диагнозе меня не устраивало. С близкого расстояния я взглянул в глаза Холмсу — зрачки действительно были расширены, но в них явно не хватало неприятных огонечков, свойственных такому состоянию. Я нащупал пульс — слишком вялый, будто он только что проснулся после глубокого сна, а не вел напряженные и активные действия — сначала преследовал жертву, а потом и выстрелил в нее. И разве опиум стимулирует подобное? Опиум ведет к эйфории, полному расслаблению, свободе от физической боли. Но я в жизни не слышал, чтобы потребитель опиума совершал какое-то насилие. Пусть даже Холмс был в тисках глубочайшей паранойи, но какой мотив могло породить его смятенное сознание, чтобы убить ту самую девушку, которую он хотел найти и защитить? А она, кстати говоря, как здесь оказалась? Дальше: будь Холмс под воздействием опиума, разве он мог бы стрелять точно? Да он бы не смог даже направить оружие в нужную сторону. Я сейчас все это излагаю так, будто тщательно проработал все улики и долго их анализировал, но на самом деле эти выводы я сделал за секунду — сказался многолетний опыт работы доктором и близкое знакомство с обвиняемым.

— Вы прибыли сюда вместе с этим человеком? — спросил меня констебль.

— Да. Но на короткое время мы разлучились. Я был в «Розе и короне».

— А он?

— Он… — Я осекся. Говорить, где был Холмс, как раз и не надо. — Мой друг — известный сыщик, сейчас он проводит расследование. Можете проверить — его хорошо знают в Скотленд-Ярде. Свяжитесь с инспектором Лестрейдом, он все подтвердит. Я понимаю, что факты вроде бы очевидны, но происшедшему должно быть другое объяснение.

— Никакого другого объяснения быть не может, — вмешался доктор Экленд. — Он, пошатываясь, вышел из-за угла. Девушка на улице просила милостыню. Он достал пистолет и застрелил ее.

— На его одежде кровь, — согласился констебль, хотя говорил с некоторой неохотой. — Видимо, в момент убийства он был рядом с ней. Но когда я подошел, кроме них, здесь никого не было.

— Вы видели, как стреляли? — спросил я.

— Нет, но я был здесь через несколько мгновений. Никто с места происшествия не убегал.

— Он стрелял! — выкрикнул кто-то из толпы, и послышался одобрительный ропот, который поддержали и дети, просто в восторге оттого, что оказались свидетелями такого зрелища.

— Холмс! — воскликнул я, опустившись рядом с ним на колени и пытаясь поддержать руками его голову. — Вы можете сказать, что здесь произошло?

Холмс не ответил, и минуту спустя я понял, что появился еще один человек, он приблизился тихонько и теперь стоял надо мной, рядом с доктором-шотландцем.

— Пожалуйста, встаньте, — велел он голосом, холодным, как сама ночь.

— Этот человек — мой друг… — начал я.

— А это — место преступления, и вы не имеете права вмешиваться. Встаньте и отойдите. Спасибо. Так, если есть свидетели, оставьте фамилию и адрес работнику полиции. Если нет — расходитесь по домам. А вы, дети, идите отсюда, не то мне придется вас арестовать. Констебль! Как вас зовут? Перкинс? Вы здесь