Первая голова с ожесточением сплюнула:

— Все труды насмарку! Я от горя аж остолбенел. А Марфуша эта лыбится: «Не ожидал, Змей Горыныч? Весь день спину не разгибала, порядок наводила». Ну что с такой козой делать?!

— Ты ее съел? — жалостливо сглотнула я.

— Да она бы мне поперек горла стала! — сплюнули все три головы.— К счастью, в тот же вечер жених ее прикатил да стал звать на смертный бой.

— Я к нему невесту и выпроводил,— ухмыльнулась первая голова,— пусть сам с этой козой мается.

— А он что?

— Кажись, перетрухал,— хохотнула она.— Небось надеялся, что быстрая смерть избавит его от тягостной семейной жизни.

— Нет, баба в пещере — к беде,— поддержала вторая голова.

План уговорить Змея Горыныча похитить царевну трещал на глазах. Как пояснил Варфоломей, помогать Яге или кому бы то ни было Змей не станет. Единственное, что остается,— уговорить его похитить царевну ради собственной выгоды. Горыныч устроит в тереме переполох, отвлечет на себя внимание стражников и Агриппины, а мы под шумок выведем Василису. А если Горыныч умыкнет ее раньше, все равно вызволить царевну из его лап будет куда проще, чем из охраняемого, неуязвимого для чар, терема.

— Это смотря какая баба,— не стала сдаваться я.— Одно дело — Марфуша-клуша, а совсем другое — царевна!

— И не уговаривай! — замахал всеми тремя головами Змей.— С царевнами не желаю дела иметь!

— А что,— заинтересовалась я,— было дело?

— Было,— нехотя ответил Змей.— Несварением закончилось.

Я поперхнулась следующим аргументом в пользу похищения.

— Ты ее съел?

— А что ж мне надо было с ней — в бирюльки играть?! — поразилась первая голова,

— А это мысль! — встрепенулась вторая.— Почему мы с ней прежде не поиграли?

— Съесть-то всегда можно! — поддакнула третья. — А сперва я бы ей стихи почитал...

— Никаких съесть! — перебила их я.— Царевна вам не корова, царевна — это... Это друг на всю жизнь!

Три головы скептически уставились на меня.

— Хватило нам Марфуши на нашем веку,— проворчала первая.

— Да ты послушай только! — уговаривала я.— Среди женщин тоже есть булыжники и самоцветы. Ты вон, гляжу, себя только золотом да драгоценностями окружил, и подруга тебе нужна такая же. Марфуша — это что? Это булыжник, а царевна — алмаз ограненный, сокровище несметное, драгоценность редкая. Такой девице на земле и не место, ей только в твоей пещере жить да пуще солнца сиять. Уж поверь мне, царевна станет достойным украшением твоей коллекции.

— Так, поди, на драгоценность эту,— Змей почесал пузо,— желающих полным-полно? Это ж они мне потом покоя не дадут. Будут каждый день ходить да копьями трясти!

— Ни к чему это,— заволновалась вторая голова. И вечный бой — покой нам только снится! — философски продекламировала третья.

— Сокровища охранять получается — и царевну как-нибудь сохранишь! — успокоила я.

— Разве что,— Горыныч почесал первую голову,— в гроб хрустальный ее заныкать?

— Это еще зачем? — опешила я.

— Богато! — высунулась вторая голова.— Я слышал, в лучших домах Европы так делают! Этот рассказывал... шарльпей!

— Какой шарпей? — поразилась я.

— Да не шарпей, а Шарль Перль! — поправила третья.

— Шарль Перро, что ли? — вконец опешила я.

— Вот-вот,— закивали все три головы.— Он самый!

— А его-то сюда каким ветром занесло?

— Каким-каким! Вестимо, волшебным! Колдунья его заколдовала и за тридевять земель забросила, за то что он ее в сказке Белоснежкой выставил.

— Белоснежкой? — Я уже ничего не понимала.

— А ты как думала? — вздохнули головы.— Репутация! Вот кабы меня кто добрым змеем в сказке описал, я бы такого умника сразу слопал. Вместе с его лживой берестою.

— А не подавился бы?

— Это правда поперек горла встанет,— рассудительно ответила вторая голова,— а ложь сглотну и не почувствую.

— Так как насчет царевны-то?

— Да-да,— первая голова мечтательно закатила глаза,— гроб хрустальный справим, а там можно и царевну воровать!

Так царевна-то живая! — попыталась воззвать я к коллективному разуму.

— А зачем нам живая? — поразилась первая голова.

— Не,— поддержала его вторая,— нам живая не нужна. От живой одни неприятности. Будет языком мести с утра до вечера. И сокровища наши все переворошит, все на себя перемерит.

— А девушке в семнадцать лет какая цацка не пристанет! — вдохновенно выдала третья.

— Так пристанет, что потом своего недосчитаешься,— осадила его первая.— Сам вспомни, сколько после Марфуши золота с каменьями пропало. Мой любимый янтарный гарнитурчик увела, подлая душа!

— И мой серебряный кубок с русалками! — загоревала вторая.

— И колечко с бирюзой, глядя на которое я целую поэму написал,— взгрустнула третья.— Вы только послушайте!..

— Потом! — рявкнули две другие головы.

— Царевне вашего добра не надо,— вернула я их к теме обсуждения, — она на богатства с детства нагляделась.

Змей так и подпрыгнул, стукнувшись головами о потолок, так что два самоцвета на пол упали.

— Это где ж она такие сокровища видывала? — ревниво спросила первая голова.

— да эти сокровища еще наши бабушка с дедушкой собирать начинали,— потирая шишку, заметила не менее уязвленная вторая голова.

— Ни у одного царя таких богатств нету,— поддакнула третья голова, от изумления даже потерявшая способность к стихосложению.

— А вы у царя в сокровищнице бывали? — закинула удочку я.

— Чего мы там не видели! — сердито ответила первая.

— Что там этой сокровищницы-то,— поддержала вторая.

— Сундук да ларец! — заключила третья.

— Поди, царские-то сокровища тоже не одно поколение царей собирало,— вскользь заметила я.— Кто знает, сколько там всего накопилось!

— Вот бы поглядеть бы,— заинтересовалась первая голова.

— Хоть одним глазком! — поддакнула вторая.

— Под небом голубым есть город золотой...— мечтательно зажмурилась третья.

— Да только кто ж нас туда пустит,— нахмурилась первая.— Забыли, что ли, как намедни мимо пролетали и как людишки в нас стрелять стали?

— Неспроста царь свои сокровища так охраняет,— подзуживала я,— значит, есть что терять.

— Не доберемся мы до них,— насупилась первая голова.— Стражники нас раньше в решето превратят, чем мы вход в сокровищницу сыщем.

— Доберетесь,— пообещала я,— если правильный ключ подберете.

— Это какой же, агатовая ты моя? — заинтересованно уставилась на меня первая голова.