тому времени был почти пуст, но жертв избежать не удалось. При пожаре погибли шесть человек: три стражника, служанка, царская чародейка Агриппина, пытавшая погасить терем, и жених царевны Василисы, Чернослав, ценой своей жизни спасший невесту из огня.
Пока неизвестно, будет ли восстановлен царский терем на том же месте или для этого выберут другое место в Златограде. А пока решается вопрос с жильем, царская семья приняла приглашение от Кощея. Да- да, вы не ослышались! В ближайшее время царь с царицей и царевнами будут проживать в замке Кощея. Поговаривают, что дело идет к свадьбе... Подробности из замка Кощея смотрите в следующем выпуске известий.
Оттараторив текст, Агаша отложила в сторону простое, купленное на ярмарке зеркальце, обвела взглядом пепелище и драматически вздохнула. Старая привычка! И хоть никто не смотрит на нее по ту сторону зеркальца и Забава не дает о себе знать, прислав волшебное стеклышко взамен разбившегося, так и тянет поделиться добытыми новостями с другими. А новости-то, новости какие! Жаль, что никто ее не слышит, кроме мужиков, разбирающих пожарище.
— Слышь, мелкая, не мешай! — Один из мужиков подвинул ее бревном, и Агаша, развернувшись, зашагала за опаленные пожаром ворота.
Дойдя до места ярмарки, девочка оглядела пустые ряды и еще раз вздохнула. Надежда купить пряник на Найденную на пепелище монетку не оправдалась. Какие уж пряники, когда все горожане только и толкуют, что о пожаре в царском тереме. Столько домыслов ходит — страсть! И что Змей Горыныч был в заговоре с Агриппиной, и что во время пожара в тереме видели Бабу-ягу. Вот уж враки! А все потому, что нету волшебного зеркала, чтобы через него народу правду поведать.
— Вот ты где! — оглушил замечтавшуюся Агашу голос Степки.— А я тебя везде ищу.
Агаша потянула носом, вдыхая сладкий аромат пряников, и, обернувшись к приятелю, увидела у него в руках большой холщовый мешок, из которого выглядывало ухо пряничного зайца.
— Это тебе! — Стенка сунул ей в руки мешок, и Агаша, не удержав пряничную тяжесть, уронила его на землю.
— Сколько же их тут! — ахнула она, сунув нос в мешок.
— Все твои,— с некоторой завистью ответил Стенка и с надеждой добавил: — Но ты ведь поделишься, а?
Агаша протянула ему зайца, а сама выудила из мешка пряничную белку.
— А откуда они? — с жадностью откусив беличий хвост, спросила она.
— Тбеа… брыса… пеедаа,— уплетая за обе щеки зайца, ответил Степка.
Агаша ткнула его в бок.
— Прожуй сперва!
Степашка одним махом заглотил пряник, поперхнулся, закашлялся и просипел:
— Та белобрысая передала. Которая подкоп на царский двор просила сделать.
— Она? — поразилась Агаша, доедая пряник.— Так мы ведь ее подвели — не выполнили, что обещали.
Стенка пожал плечами и жадным взглядом уставился на мешок у ног, откуда аппетитно выглядывал пряничный мишка.
— Она сказала, что тебя найти не может,— сглотнул мальчик,— и просила «спасибо» передать. И пряники дала. Сказала, что там, на дне, леденцы еще, как договаривались.
— Во дела! — удивилась Агаша, слизывая с ладошки пряничные крошки.— Ну пошли тогда.
Степка с мольбой покосился на мешок, источавший пряничные ароматы, и, сглотнув слюну, спросил:
— Куда?
— Как куда? — Агаша лукаво усмехнулась.— Пряники делить!
Пока Стенка с радостным воплем поднимал мешок с земли, Агаша, заметив чей-то пристальный взгляд, обернулась. Показалось, заметила мелькнувшую за углом дома белую макушку. Простоволосая в жаркий полдень? Это может быть только одна из ее знакомых.
— Я сейчас,— торопливо сказала Агаша, устремляясь по улице. На ходу обернулась и погрозила пальцем: — Только гляди у меня! Чтобы пряники к моему возвращению целы были!
Прохладные ручейки живительной воды обтекали меня, пробирались за шиворот, охлаждали обгоревшую кожу, родником лились в потрескавшиеся при пожаре губы. Я жадно глотала воду, стремясь погасить бушующий в венах пожар. Вода пахла дождем и жженым деревом.
— Проснись,— монотонно накрапывал дождь.
— Проснись,— шипела вода, испаряясь на горящем дереве.
— Проснись,— ударяясь о бревна, барабанили капли.
— Проснись, — тонкой струйкой хлестал по щекам ручеек.
— Проснись же,— отчетливо прозвучал голос Ива, и я открыла глаза.
— Яна, Яна, проснись! — По моей грудной клетке скакал теплый тяжелый шар, а в щеки мне тыкалось что-то мокрое и холодное.
— Варфоломей,— прокашлялась я, чувствуя, что легкие полны дыма,— отстань!
— Яна! — раздался оглушительный вопль кота, и следом хором прозвучали два голоса, мужской и женский:
— Жива!
Я открыла глаза и увидела маячащую прямо перед носом счастливую морду Варфоломея и склонившихся надо мной Василису и Колю на фоне светлеющего неба. Похоже, я провалялась без сознания полночи, скоро рассвет.
— Пришла в себя? — прохрипела я, глядя на Василису.— Колдовать можешь?
Та закивала. Коля обхватил меня за плечи, помогая подняться.
— А ты что здесь делаешь? — удивилась я.
Василиса, Коля и кот, перебивая друг друга, принялись рассказывать, что я пропустила. В тот миг, когда я втолкнула Чернослава в горящий терем и на нас рухнули перекрытия терема, Варфоломею удалось вывести Василису за ворота. Чары, гасившие магию, спали, и мне даже трудно себе представить, что почувствовала царевна, глядя на полыхающий родительский терем, на балконе которого, взывая о помощи, размахивали руками отец с матерью и сестрами.
Пожар достиг такого размаха, что и магией с ним справиться было уже трудно. Но тут, весьма кстати, к царским воротам подкатил сероглазый юноша в синем кушаке, бросился на помощь царевне и вызвал ливень, потушивший огонь.
Я мутным взглядом обвела горелые бревна с лужицами воды и только сейчас заметила, что мокрая как мышь. С головы до босых ног. Голова раскалывалась от боли. Я потерла виски, отметив, как непривычно топорщатся у лица укороченные пряди. В этом пожаре я потеряла не только лапти и большую часть длинной шевелюры, но и еще что-то очень важное. Глаза заволокло дымом, и земля с обгоревшими щепками ушла из-под ног. Коля успел подхватить меня, усадил на пахнущее костром сырое бревно.
— Ты как?
Меня била дрожь.
— Ив,— всхлипнула я. И завыла во весь голос: — Ив!
Я металась по пожарищу, оставляя кровавые отметины на горелом дереве и не чувствуя боли в израненных ладонях. Сердце тротилом разорвалось внутри, когда под обгорелыми бревнами мелькнуло мертвенно-бледное лицо, измазанное сажей. Но потом опаленные огнем ресницы дрогнули, и растрескавшиеся от жара губы прошептали мое имя...
Василиса с Колей оттеснили меня от рыцаря и принялись оказывать первую магическую помощь, а Варфоломей забрался мне на колени и безропотно подставлял свою шубку в качестве носового платка, пока я без остановки рыдала от облегчения.
Парочка чародеев постаралась на славу: раны исцелили, от ожогов следа не осталось. Только сожженные волосы на голове напоминали о роковой ночи. Но и тут Василиса не растерялась, что-то шепнула, обвела вокруг головы Ива рукой, восстанавливая прическу, и я не удержалась от улыбки — так
