— Потеряло силу? — переспросил плотник недоверчиво. — Откель ты ведаешь?

— Вы ж видите, я разговариваю с вами! А я из мира обычных людей! Вы соприкоснулись с обычным миром, вы вошли в него. Теперь живите по его законам!

Корабль бросало немилосердно, у Назара мутилось в голове, но он продолжал через силу, крепко держась за канат и даже не пытаясь увернуться от потоков воды:

— Мир прекрасен, поверьте! Вернетесь в порт, будете жить, просто жить, а не страдать.

Плотник сказал хмуро:

— Каждый глоток воды бережем. Половина команды слегла от голода, остальные тоже слягут…

— Возвращайтесь! — повторил Назар громко и радостно. Он был счастлив, что первым принес скитальцам весть об освобождении от страшной клятвы, из-за которой они скитались по морю.

Плотник что-то крикнул капитану. Ван Страатен казался Назару похожим на каменное изваяние, намертво вросшое в деревянную надстройку корабля. Стоит, разглядывая в подзорную трубу кромешную тьму, и нипочем ему буря, нипочем лишения…

Ван Страатен ответил резко и категорично. Назар вздрогнул, ощутив по тону отказ. Плотник несколько мгновений раздумывал, опустив голову, потом сказал:

— Верно сказал… Что значит грамоте обучен…

— Что? Что он сказал?

Цепляясь за выступы, канаты и скобы, Назар пробрался к человеку за штурвалом, возле которого стоял неподвижный капитан и все так же неотрывно смотрел в подзорную трубу.

Плотник тоже подошел к ним.

— Почему не хотите вернуться? — спросил Назар. Плотник перевел. Ван Страатен смотрел в темень, которую лишь изредка разрывали молнии, освещая бешено мчащиеся облака.

— Я дал слово, — ответил он надменно, — и я его сдержу.

— Но проклятие потеряло силу! — закричал Назар. — Оно над вами не властно!

— Какое еще проклятие? — сказал Ван Страатен зло. — Мы сами поклялись обойти этот проклятый мыс!

— Но вы уже не бессмертные странники, — заорал Назар. — Вы — люди! Простые смертные люди! Теперь вам осталось жить… недолго, как и всем нам. Корабль вот-вот рассыплется, люди болеют. Вы никогда не одолеете на этом корабле мыса Горн!

— Но никогда и не повернем вспять, — ответил Ван Страатен сухо и неприязненно.

Он так и не отнял от глаз подзорную трубу. Что он мог увидеть там, где пасовали радары?

Назар чувствовал отчаяние и злость. Что сказать еще, как убедить? Идиотское рыцарство, ложное понятие чести — все это вскоре погубит корабль и команду. Измученные, голодающие, закоснелые в предрассудках — что они знают о новом сверкающем мире?

— Вы погибнете! — крикнул снова.

— Но имена останутся жить.

А плотник, смягчая резкость капитана, попытался растолковать:

— Разумеешь, и так слишком много таких, которые рады отречься от слова правды, дай только повод… Нам надо идти в шторм. Если не повернем, то, может, и там, на суше, хоть кто-то не свернет, не отступит…

— Нет, теперь все это не имеет значения, — твердо сказал Назар.

— Эх, не понимаешь… Что ж, может, теперь на земле и вправду другие понятия…

— Да, у человечества другие понятия!

Плотник хмыкнул, неодобрительно покрутил головой.

— У человечества… А мы — не человечество? Те, кто Русь крестил, кто Киев строил — эти рази не человечество? В нем мертвых больше, чем живых… Помни это, паря! И понимай. Понимай!

Назар ухватился за последнюю соломинку, за последний шанс вернуть легендарных скитальцев в порт:

— Сейчас же период солнечной активности! Да-да, большие вспышки на Солнце. Вы все крайне истощены… Вам лучше вернуться… В такое время вам плавать…

— Плевать, — перебил плотник. — Небесные светила вертят немощными и робкими. А у нас и зори стоят там, где потребно нам!

Он сказал это с таким бешеным напором, что Назар невольно взглянул на небо, и ему показалось, что с детства знакомые созвездия, подчиняясь чудовищной воле этих грубых и невежественных людей, передвинулись и стали на указанные им места.

Далеко впереди блеснула искорка. Исчезла на миг, сверкнула снова — уже ярче. Судя по скорости перемещения, это был ракетный спасательный катер. Он держал курс прямо на каравеллу: радиостанция жилета подавала сигналы четко.

Ван Страатен опустил подзорную трубу, сказал что-то коротко и резко. Плотник помедлил, тяжело посмотрел на капитана. Ван Страатен повернулся к нему, повторил приказ, повысив голос.

Плотник опустил голову, ответил почему-то по-русски:

— Будет исполнено, кэптен…

Поколебавшись, бережно снял с шеи нательный крест, поцеловал благоговейно и надел Назару. Тот ощутил прикосновение к шее мокрой волосяной веревочки. Крестик задел щеку, оставив странное ощущение теплого живого металла.

Вдруг, не успел Назар опомниться, как сзади его схватили огромные руки, взметнули над палубой. Назар закричал. Кто-то ругнулся над ухом.

— Чего вопишь? — донесся сумрачный голос плотника. — За тобой идут. В сем камзоле тебе надежнее, чем у нас… Не сгинешь.

Назар почувствовал, что его переваливают через борт. Он ударился ногами, услышал рядом тяжелое надсадное дыхание. Пахло солью и крепким мужским потом.

В этот момент корабль сильно накренился, и Назар сорвался в бездну.

Его выловили через две минуты. Летучего Голландца уже никто не видел, да и что можно заметить в такую бурю в кромешней тьме?

Очутившись на палубе атомохода, Назар инстинктивно пошарил на груди, вспомнил крестик плотника. Пальцы скользнули по синтетической ткани жилета… Никакого крестика не было.

«Привиделось, — мелькнуло в голове, и он ощутил несказанное облегчение оттого, что все для него в мире стало понятно. — Фу-у… А я уже подумал…»

Тут его повели в корабельный госпиталь и окружили такой заботой, что он сразу ощутил себя в надежном благоустроенном мире, огражденном мощью машин от стихийных природных сил.

«Дурной сон, — сказал он себе, в то время как заботливые руки медсестер помогали снимать одежду. — Ничего этого не было. Мир может быть только таким, каков он есть…»

И в этот момент нащупал на шее волосяную веревочку. Без креста.

Долго лежал, закрыв глаза. И, успокаиваясь, думал, что со временем сумеет убедить себя, что сам зачем-то надел на шею эту веревочку.