И как это я сразу не заметил, что она вся промокла, а с ее длинных волос скатываются крупные капли воды… И где я, собственно, увидел пиджачок? Какой пиджак в такое время года?! — ноябрь на дворе! Ничего удивительного в том, что она одета в длинный белый плащ…
— Конечно, проходи, — сказал я, отодвигаясь в сторону, — Позволь снять твой плащ?
— Какой плащ? — искренне удивилась моя гостья, встряхивая гривой абсолютно сухих волос, рыжим водопадом скатившихся на ее голубую блузку.
Я протер глаза и на всякий случай ущипнул себя за руку. Не помогло…
— Ты не угостишь меня чаем? — спросила она, проходя на кухню. Я хотел, было, тонко намекнуть ей на то, что войдя в дом неплохо было бы и разуться, но взглянув на ее босые ноги умолк на полуслове. Точно ведь помню, что после джинсов шли невысокие черные сапоги на солидном каблуке. Ведь точно помню!!!
— У меня, собственно, ничего к чаю нет… — пробормотал я, идя следом за ней.
— А и не страшно! — улыбнулась гостья, — Я, ведь, не на угощение пришла, а к тебе.
— Ко мне? — переспросил я.
— К тебе, конечно! Ты что думал, я могу ошибиться? Я всегда прихожу к тем, к кому должна, и ни к кому больше!
— И кто же ты? Ах да, я забыл, Князь Тьмы…
— Да я ж пошутила, дурачок… — улыбнулась она, и залилась звонким смехом, звучавшим как бег ручейка. — Ты же знаешь, что у Дьявола должны быть желтые глаза. Ты что, Айру Левин не читал? «Ребенок Розмари»… [2]
— А у тебя они как раз зеленые, — в тон ей ответил я, — Ты что, «Девятые врата» не смотрела? Романа Поланского?.. [3]
Она вновь рассмеялась, и я засмеялся вместе с ней, чувствуя, что вся эта анекдотическая ситуация начинает меня забавлять.
— Тогда кто же ты? — спросил я.
— Смерть! — с улыбкой на губах ответила она, и я снова расхохотался.
— Ты, наверное, не ко мне, а к моей кошке, не так ли? Канарейки-то у меня нет… [4]
— К тебе, к тебе… — уверила меня она, — Я же тебе сказала, я никогда не ошибаюсь. Что, не признал? Ожидал увидеть меня какой-то иной? И наверняка не так рано, да?
— Честно признаться, да, — согласился я, — А как же старуха с изгнившим лицом, капюшон, коса?
Изъеденное проказой лицо с воспаленными, гноящимися губами, глянуло на меня из-под капюшона черного плаща, а острое лезвие косы замерло в опасной близости от моей шеи… Наверное только сейчас я осознал, что действительно не сплю, и все это происходит со мной.
— Верю! Верю! — закричал я, зажмурив глаза, — Только стань прежней.
— Легко!
Передо мной снова сидела ослепительно красивая рыжеволосая девушка, успевшая сменить джинсы на короткую юбочку.
— Значит… ты… Смерть… — пробормотал я, ошарашено наблюдая за тем, как она, так и не дождавшись от меня ухаживаний, сама наливает себе чай.
— Она самая! — ободряюще улыбнулась мне моя гостья.
— И ты пришла за мной?
— Так точно.
— Это… Это всегда бывает так? Ты приходишь ТАК ко всем, или только ко мне… В смысле, к некоторым…
— Ты только не зазнавайся, — предупредила меня Смерть, — Но обычно я прихожу совсем иначе. Заглядываю в дом через потолок, рублю косой по ногам, а затем дарю человеку последний поцелуй. [5] Чаще всего он даже и не понимает, что произошло, а если и понимает, то когда у него вдруг отказывают ноги, терпеливо ждет моего поцелуя, так как хоть и не знает, что должной произойти, но предчувствует это. А так, как к тебе, попить чайку, да побеседовать, я прихожу лишь к единицам. К тем, кто заслужил мое особое отношение. К таким людям я прихожу, и предлагаю им самим выбрать способ, как умереть…
— И чем же я заслужил особое отношение к себе? — спросил я, присаживаясь и тоже наливая себе чаю.
— Пирометр истинных температур ты разработал? — спросила Смерть.
До чего же удивительно было слышать технические термины из ее прекрасных губ… Такими губами нужно говорить на французском, но никак не на нашем, технарском наречии…
— Я… — сознался я, — Было дело.
— Ну вот! — победно протянула смерть, оглядывая мою давно не знавшую ремонта кухню.
— И чем же он так важен?
— Пока — ничем. Его еще в производство не пустили. А потом колхозники, которые твоим агрегатом будут мерить степень созревания пшеницы, тебе очень большое спасибо скажут. Так что знай, право выбора смерти я даю только тем, кого люди на этой земле хорошо отблагодарили.
— Елы-палы… — пробормотал я, для верности еще раз ущипнув себя за руку. Нет, не сон. И не глюк…
— Знаешь, Смерть, — издалека начал я, — Я понимаю, конечно, что это большая честь, но…
— Но умирать не хочется? — спросила она.
— Не хочется… — сознался я, — Мне бы еще пожить, а? Может я еще какой пирометр изобрету? Или ПНВ новый. [6] Мне знаешь как за него солдаты спасибо скажут.
— Ага, Русские — скажут. А те, в кого они стрелять будут, прицеливаясь из твоего ПНВ — отматерят. И тогда я приду к тебе не так, а как ко всем… ты уж лучше сейчас помирать соглашайся, а то потом поздно будет!
— Слушай, а может тебе 100 грамм налить? — спросил я, и в сердце затеплилась надежда. Вспомнился «Меч без имени» Белянина, в котором Лорд Скиминок так опоил Смерть, что они вообще стали лучшими друзьями. [7]
— Ага, — с издевкой ответила Смерть, — Ты еще попроси у меня разрешения не забирать тебя сейчас, а позволить перейти на другую сторону кухни.
— На кой? — озадаченно спросил я.
— Вот и я не знаю, на кой… А обычно меня просят именно о чем-то подобном. А потом с гордостью говорят, мол, глупая ты, Смерть — ведь пока я шел, я ведь жил!
Смерть весело рассмеялась.
— Давай, Алексей, свою водку! Я все равно не пьянею, так хоть ты душу потешишь. Не дури меня, все равно от меня не уйдешь. Да и вообще, подумай, хочешь ли ты уходить, а? Ну загляни ты сам в свою душу, не заставляй меня это делать. Ты же хочешь умереть!
— Не хочу.
— Хочешь!
— Не хочу.
— Хочешь!
— Да не хочу я!!! — рявкнул я, и тут же устыдился своего поступка. Ну кто же кричит на девушку? Особенно на такую…
— А не ты ли недалече как сегодня утром, у Бога совета спрашивал?
— Так то у Бога… — ответил я, — Ты то тут при чем?
— А ему что, делать больше нечего, спускаться к каждому смертному и разъяснительные беседы проводить? Пойдем со мной на тот свет — там тебе на все вопросы и ответят.
— Бог? — с затаенной надеждой спросил я.
— Может и Бог… — уклончиво ответила Смерть, — А может и снова я.
