супруг. Несмотря на сильный снег и поднявшийся ветер, они закутались в свои тяжелые куртки и вышли из дома, держась за руки. Я им даже позавидовал. Отсюда до их дома было два или три километра, но они были без машины и отправились туда пешком. На их ферме уже давно не было никаких охотничьих собак, там разводили свиней. Кроме супругов, которые нам помогали, там, оказывается, жила еще и другая семья, которая в свою очередь помогала им по хозяйству и оставалась на ферме в их отсутствие. Это были молодожены из Индии. Они ждали ребенка и поэтому переехали в такое место, где могли сэкономить на еде и жилье.

Интересные люди эти индусы! Считают корову священным животным и поэтому не едят говядины. Мало того, коровы у них свободно разгуливают по улицам городов. А вот свинину они едят с удовольствием и не считают ее нечистой. Зато мусульмане, проживающие в этой стране, не прикасаются к свинине и с удовольствием едят говядину. Даже не представляю, как они существуют рядом друг с другом? Хотя говорят, что индусы-мусульмане не едят и говядину, чтобы не трогать священных коров. Интересно, что же они едят в таком случае? Бараны там не водятся.

Когда фермер и кухарка уходили, я смотрел на них и невольно думал, что мы с Рахимой никогда не пойдем вот так вместе, взявшись за руки. Даже в идеальную погоду. И еще мне было очень стыдно перед мамой. Ведь Рахима, как хорошая невестка, была обязана спуститься на кухню и помогать ей. Тем более теперь, когда кухарка ушла. Но Рахима спала в нашей спальне. Или делала вид, что спала, что еще хуже.

К шести часам стало совсем темно. Отец все время звонил Тудору, узнавая, где они находятся. Примерно в половине шестого Тудор и Гулсум наконец сообщили, что выехали на заказанном «Хаммере». Отец удовлетворенно кивнул, такой «бронеход» спокойно дойдет до Честер-Сити. Он несколько раз объяснил Тудору, как проехать к дому.

Лена отправилась на кухню, полюбопытствовать, «какие вкусности будут на ужин». Так она сказала. Мать колдовала там одна, но ей было не привыкать. Тем более вскоре должна была приехать Гулсум, которая, безусловно, возьмется ей помогать. Накормить восемь человек не так уж сложно. По-моему, любая хорошая хозяйка должна уметь принять такое количество гостей. Тем более при такой современной кухне, при таком количестве продуктов и при кухарке, которая трудилась с самого утра.

На Западе Рождество считается семейным праздником – в этот вечер вместе собираются все члены семьи. Зато Новый год отмечают с друзьями, в ресторанах и на улицах. Наверное, поэтому отец и снял этот дом, воспользовавшись рождественской скидкой.

Мы прошли в кабинет, чтобы выпить коллекционного коньяка, привезенного отцом из Лондона. Коньяк оказался отличный и выглядел оригинально: бутылка, спрятанная в книге. У Мухтарова было хорошее настроение, он все время шутил, смеялся. Хотя шутил плоско и сам первый смеялся над своими шутками. На этот раз я наблюдал за ним с некоторым любопытством. Выходит, даже такое количество денег не может гарантировать любовь и верность жены? Но, похоже, сам Мухтаров об этом не догадывался.

Он с упоением рассказывал о доме, который был намерен приобрести. Подробно описывал, как Лена прошлась по дому от подвала до крыши, выискивая конкретные недостатки, что в итоге позволило ему сбить цену на шесть процентов. Салим говорил об этом с таким удовольствием, словно сэкономил сто миллионов долларов. Мы с отцом вежливо слушали.

Неожиданно в коридоре послышались шаги. Это была Лена с ее плавной походкой пантеры. Такие женщины ходят так, словно отдаются каждому встречному. Войдя, она улыбнулась, затем подошла к столу и понюхала рюмку своего мужа.

– Прекрасный коньяк, – сказала Лена, словно всю свою жизнь пила именно этот напиток.

– Мне его привозят из Парижа, – сообщил мой отец, подходя к ней.

Мухтаров сидел в глубоком кресле.

– У вас много скрытых достоинств, – двусмысленно заявила Лена, глядя на моего отца и облизывая губы.

Я едва не вскочил с дивана. Но Мухтаров был увлечен своим коньяком. В этом доме были специальные бокалы для него – большие и пузатые.

– Хотите коньяка? – предложил Лене отец.

– Попробую, – согласилась она, – плесните немного.

Отец взял пустой бокал и налил в него коньяка. Когда он передавал ей бокал, их руки соприкоснулись. Лена взяла бокал и хотела сесть в кресло, напротив своего супруга, но мой отец неожиданно возразил.

– Нет. Садитесь на диван, рядом с Салимом, – попросил он, – а я сяду в кресло рядом с моим сыном.

Она хищно улыбнулась и опустилась на диван, рядом со мной и одновременно ближе к креслу, в котором расположился ее супруг. Отец взял свой бокал и уселся в кресло, стоявшее напротив кресла Мухтарова, оказавшись таким образом рядом со мной. Окна кабинета выходили в сад. Жалюзи не были опущены, хотя снаружи уже стало темно.

– Салим рассказывал нам, как вы ему помогали при выборе дома, – сообщил мой отец.

– А он сказал, что мне сбавили цену? – тут же поинтересовалась Лена.

– Конечно, сказал, – вмешался Мухтаров. – Ты довела этих маклеров до белого каления. Если бы ты видела, какими глазами они на тебя смотрели! Готовы были тебя удавить.

– Вечно я вызываю у мужчин нездоровые чувства, – притворно вздохнула Лена. – И, между прочим, это были не маклеры, а риелторы. Так называют тех, кто занимается продажей домов.

– Обычные спекулянты, – отмахнулся Мухтаров, – как их ни называй. Ты же видела, какие у них жуликоватые глаза. Когда поняли, что мне действительно нравится этот дом, сразу засуетились. Не знали, как нам угодить, чтобы мы согласились на эту сделку. А дом продают за восемнадцать миллионов долларов, бессовестные гады. В прошлом году моим знакомым такой же дом продали за пятнадцать.

– Инфляция, – улыбнулась Лена, – так часто бывает.

Она была в облегающем ее формы темно-красном длинном платье, которое выгодно подчеркивало все ее прелести. На ногах – черно-красная обувь и такая же сумочка в руках. Я подумал, что вместе с бриллиантовым колье, которое украшало ее шейку, она «стоит» тысяч пятьдесят или даже больше.

– Но согласились продать за семнадцать, после того как Лена нашла там кучу недостатков, – захохотал Мухтаров.

– Ваше здоровье! – поднял бокал мой отец, и в этот момент его лицо вдруг исказила жуткая гримаса. Вытянув руку, он закричал: – Посмотрите, посмотрите в окно! Там кто-то есть.

Я сразу вскочил, чтобы лучше увидеть того, на кого он показывал, но никого не заметил. За окном было темно, и с моего места ничего не просматривалось. Отец поднялся и подбежал к окну. Мухтаров, нахмурившись, быстро оказался рядом с ним. Я тоже подошел к окну.

– Осторожнее, – предупредил отец, – близко не подходи. Мне не нравится, что здесь появился какой-то незнакомец.

Лена тоже встала, растерянно глядя на нас.

– В доме есть оружие? – деловито спросил Мухтаров.

– Да, – кивнул отец, – в моей комнате. Ильгар, принеси пистолет.

Я бросился к лестнице, вбежал в родительскую спальню, схватил коробку и слетел вниз. В кабинете отец зарядил оружие и пошел к выходу. Мухтаров прошел на кухню и взял там большой кухонный нож, с которым стал похож на пирата. Мать, не понимая, что происходит, молча двинулась за нами.

– Оставайтесь в доме, – коротко приказал мой отец. – Ильгар, останься в кабинете вместе с женщинами.

Отец и Мухтаров быстро одевались. Мне пришлось вернуться в кабинет, но мама не пошла следом за мной. Она вернулась на кухню. Мой отец и Мухтаров выбежали наружу из большого холла, откуда можно было попасть одновременно и в сад, и на площадку перед домом. Мы остались вдвоем с Леной. Она зябко поежилась, глядя на окна. Затем спросила:

– Кто это мог быть? Вы никого не увидели?

– Не знаю. – Мне было неприятно, что отец выбежал в сад без меня. Хотя он и был вооружен, я все равно беспокоился за него.

Подойдя к окну, я попытался увидеть, что происходит в саду.

– Черт возьми, – вырвалось у меня. – Как включается освещение в этом саду?