предоставить велению случая. Это мнение особенно распространилось в наше время вследствие великой переменчивости обстоятельств, которая всякий день опровергает все людские ожидания. Обдумывая это, я иной раз в какой-то степени склоняюсь к названной точке зрения. Тем не менее, дабы не подавлять нашей свободной воли, я допускаю истинность утверждения, что судьба наполовину распоряжается нашими поступками, но другую половину, или почти столько, оставляет нам. Я уподобляю её бурной реке, которая, рассвирепев, затопляет долину, крушит дома и деревья, выхватывает в одном месте глыбы земли и переносит их на другое. Всё уступает и бежит перед стихией, не в силах ей противостоять. И хотя реки выказывают таким образом свой норов, это не означает, что в тихую погоду люди не могут позаботиться о его обуздании с помощью плотин и прочих сооружений, благодаря которым разлившаяся река будет отведена каналом в другое русло и её натиск не окажется таким бурным и губительным. Так же обстоит дело и с судьбой: её могущество проявляется там, где доблесть не готова ей противостоять, поэтому фортуна обрушивает свои удары на то место, где она не ожидает встретить сдерживающих её плотин и запруд. И если вы обратите свой взгляд на Италию, ставшую ареной и источником названных перемен, то она представится вам равниной, лишённой каких бы то ни было плотин и преград, а если бы её ограждала подобающая доблесть, как Германию, Испанию и Францию, то наводнение не затронуло бы её или хотя бы не привело к таким потрясениям. Сказанного довольно о противостоянии судьбе в целом.

Переходя теперь к подробностям, замечу, что мы можем наблюдать, как сегодня какому-то государю сопутствует успех, а завтра — падение, хотя он нисколько не изменил своих природных качеств. Я думаю, это происходит, прежде всего, вследствие пространно обсуждавшихся выше причин, а именно потому, что государь, целиком полагающийся на удачу, гибнет из-за её переменчивости. Я полагаю также, что успех сопутствует тому, кто соразмеряет свой образ действий с обстоятельствами момента; не везёт же тому, кто не умеет идти в ногу со временем. Ведь люди по-разному продвигаются к тем целям, которые стоят перед ними, то есть к славе и богатству: один действует осторожно, другой напористо; один прибегает к силе, другой — к искусству; один предпочитает выжидать, другой поступает противоположным образом, и каждый из этих путей может вести к цели. Но если взять двух осторожных людей, то один из них добивается желаемого, а другой нет; равным образом бывает, что успех сопутствует двум людям разного склада, и осторожному, и напористому, а происходит это от того, что обстоятельства времени благоприятствуют образу действий каждого из них. Вот почему, как я говорил, действуя по-разному, два лица могут прийти к одному результату, а из двух других, действующих одинаково, один достигает цели, а другой нет. От этого зависит и переменчивость блага, ибо когда кто-то руководствуется осторожностью и терпением, а время и обстоятельства этому благоприятствуют, он процветает. Если же время и обстоятельства меняются, этот человек гибнет, поскольку сохраняет свой прежний образ действий. И нет людей настолько благоразумных, чтобы они могли приспособиться к этому, как потому, что трудно изменить склонности своей натуры, так и потому, что человек, всё время преуспевающий на одной стезе, не решается с неё сойти. Так что человек осторожный, когда нужно идти напролом, неспособен на это и терпит крах. А если бы он изменил свою природу вместе со временем и обстоятельствами, его участь осталась бы прежней.

Папа Юлий II во всём действовал напористо, а время и обстоятельства настолько способствовали его образу действий, что исход его предприятий был всегда счастливым. Возьмите первую его вылазку в Болонью, в бытность там мессера Джованни Бентивольи. Венецианцы смотрели на это неодобрительно, так же как и король Испании; с Францией папа вёл переговоры по этому поводу, и тем не менее, побуждаемый своим неукротимым буйным нравом, он выступил в поход лично. Этот поступок привёл в замешательство Испанию и венецианцев; на последних он нагнал страху, а испанский король выжидал, желая завладеть всем королевством Неаполитанским. В то же время французский король перешёл на сторону папы, ибо, видя, что тот начал действовать, и намереваясь вступить с ним в союз против венецианцев, он не мог отказать ему в подкреплении, не нанеся папе явной обиды. Таким образом, папа Юлий своим порывом добился того, чего никогда не добился бы любой другой папа со всей доступной человеку премудростью. Ибо если бы он не отважился выступить из Рима, пока не будут заключены все договоры и улажены все обстоятельства, как поступил бы всякий другой папа, то остался бы ни с чем, ведь французский король нашёл бы для себя множество оправданий, а другие внушили бы ему множество страхов. Я не стану говорить о других деяниях Юлия, во всём подобных первому и всегда завершавшихся удачей; недолговечность этого папы не позволила ему вкусить горьких плодов, а если бы наступило время, требующее осторожности, то оно принесло бы его падение, ибо он ни за что не отступил бы от образа действий, подсказанного его натурой.

Итак, я заключаю, что непостоянство фортуны и привязанность людей к их обычному образу действий приводят к тому, что согласным с ней сопутствует везение, а несогласным — неудачи. Я полагаю всё-таки, что лучше быть напористым, чем осмотрительным, потому что судьба — женщина, и чтобы одержать над ней верх, нужно её бить и толкать. В таких случаях она чаще уступает победу, чем когда к ней проявляют холодность. И как женщина, она склонна дружить с молодыми, потому что они не столь осмотрительны, более пылки и смелее властвуют над ней.

Глава XXVI. Воззвание к овладению Италией и освобождению её из рук варваров

Когда, рассмотрев все вышеизложенные обстоятельства, я задаю себе вопрос, не приспело ли время для нового государя в Италии и найдётся ли в ней материя, которой муж благоразумный и доблестный мог бы воспользоваться для придания ей формы с почётом для себя и на благо всех жителей, то склоняюсь к выводу, что трудно себе представить более благоприятный для нового властителя момент. И если, как я уже говорил, доблесть Моисея могла проявиться только благодаря египетскому рабству народа Израиля, величие души Кира стало заметным, когда персы были притеснены мидянами, а мужество Тезея — когда афиняне пребывали в смятении, то и сейчас, чтобы познать доблесть духа итальянцев, необходимо было увидеть Италию в её теперешнем состоянии, — большей рабой, чем были евреи, сильнее угнетённой, чем персы, и в большем смятении, чем афиняне: обезглавленной, охваченной смутой, поверженной, опустошённой, разграбленной, отданной на поругание и испытавшей все беды. И хотя до сего дня можно было видеть кое-какие проблески, свидетельствующие о том, что некто избран Богом для её спасения, потом, однако, судьба отвергла его в самую решающую минуту*. И вот, едва живая, Италия ожидает того, кто исцелит её раны, положит конец разорению Ломбардии, взиманию поборов с Королевства и Тосканы и излечит её от язв, столь застарелых. Как молит она Бога ниспослать избавителя от варварских обид и жестокостей! Сколь велика её готовность встать под одно знамя, только бы кто-то его поднял! И не на кого больше ей теперь надеяться, как на ваш сиятельный дом, каковой благодаря своей удаче и доблести, благоволению Бога и Церкви, ныне управляемой его представителем*, может стать во главе её избавления. Это не так уж трудно, если вы обратитесь к деяниям и жизни вышеназванных мужей. И хотя это люди редкостные и необыкновенные, всё же они были людьми, и ни один из них не находился в обстоятельствах столь благоприятных, как нынешние: ведь их дело не было более правым или легче осуществимым, и на помощь Бога они могли рассчитывать не больше, чем вы. Речь идёт о великой справедливости: «Iustum enim est bellum quibus necessarium, et pia arma ibi nulla nisi in armis spes est»*. Велико также стечение удобных обстоятельств, а там, где способствуют обстоятельства, не может быть великой трудности, вам довольно будет лишь следовать обычаю тех, кого я предложил в качестве образца. Кроме того, наблюдается беспримерное количество необыкновенных событий, ниспосылаемых Богом: море расступилось, туча обозначила в нём дорогу; из камня пролилась вода; небеса исторгли манну — всё предвещает ваше возвеличение. Остальное зависит от вас. Бог не желает брать на себя всё, дабы не лишить нас свободы воли и той части славы, которая принадлежит нам.

Вовсе не удивительно, что ни один из упоминавшихся итальянцев не приблизился к той цели, которой, как можно надеяться, достигнет ваш сиятельный дом, и что опыт стольких переворотов и военных действий в Италии склоняет к выводу о полном угасании её военной доблести. Причина в том, что стародавние её обычаи не были хороши, новых же никто не сумел придумать, а ведь ничто так не украшает правление нового мужа, как новые законы и порядки, введённые им. Если они основательны и грандиозны, то приносят ему уважение и восхищение; в Италии же довольно материи, которой можно придать любую

Вы читаете Государь
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату