которой они росли, да желобки орошения. Но и без садов зрелище великолепное — гармоничные линии на фоне отвесных Ливийских скал высотой в сто двадцать пять метров. Такой же высоты был и холм, который мы раскопали здесь. Под ним был погребен храм бога Ра. Его ты и видишь перед собой. В нем бывала сама Хатшепсут.
Археолог провел графа в просторный зал с гранитной стеной и остановился перед надписью, выбитой на камне четыре тысячи лет назад.
— Я переведу тебе эту странную
— Как это понять? — спросил граф.
— Ради этого я и просил тебя приехать. Очевидно, здесь проходили испытания претенденты на сан жреца бога Ра. Пролом замуровывали, и те или решали задачу, передавая через отверстие для света и воздуха камень с выдолбленным ответом, или умирали за этой стеной от истощения.
— И вы откопали эту экзаменационную аудиторию?
— Конечно. Мы можем пройти в нее. Тростинок там не сохранилось, как и колодца, но камень для ответа и даже медное долото лежат на месте. Пройдем, для нас это не так опасно, как для древних испытуемых.
— Прекрасно! — отозвался граф и храбро шагнул в пролом стены.
Они оказались в небольшом помещении — настоящем каменном мешке. Свет проникал в проем, через который они вошли, и маленькое отверстие, сделанное как раз по размеру лежащего на полу камня из мягкого известняка. Рядом лежало и древнее долото.
— Должно быть, немного верных ответов было выбито этим долотом, — сказал археолог, поднимая его с полу.
— Почему ты так думаешь?
— Я бился над этой задачей несколько дней. Но я завтракал, обедал и ужинал регулярно. Боюсь, что в этой камере испытуемых остались бы мои кости.
— Прекрасно! — невпопад произнес граф и задумчиво добавил: — Попробуем перевести твою надпись еще раз, но на математический язык и сопроводим ее чертежом на этой тысячелетней пыли.
И граф попросил у Детрие долото, нарисовал на пыльном полу камеры чертеж, рассуждая при этом так:
— Колодец — это прямой цилиндр. Два жестких прута (тростинки), один длиной два метра, другой — три, приставлены к основанию цилиндра, скрещиваясь на уровне водной поверхности в одном метре от дна. Легко понять, что сумма проекций на дно цилиндра мокрых или сухих частей тростинок будет равна его диаметру —
— Мы обнаружили лишь остатки ободов колодца, а сам он, увы, не сохранился.
— А жаль! Можно было бы вычислить длину царского локтя, которая поныне неизвестна.
— Ты можешь вычислить?
— Если ты меня замуруешь здесь.
— Шутишь?
— Нисколько! Я уже считаю себя замурованным. Я мысленно возвожу в проеме каменную стену. И не проглочу ни крупинки, не выпью ни капли влаги — даже вина… — пока не решу древней задачи. Жди моего сигнала в окошечке «свет-воздух».
Детрие знал чудачества своего друга и оставил математика в древней комнате, напоминавшей склеп, наедине с древней задачей жрецов. Интересно, имел ли шансы математик двадцатого века пройти испытание на сан жреца Ра четырехтысячелетней давности?
Выйдя в просторный зал, Детрие оглянулся. Ему показалось, что вынутые его рабочими гранитные плиты каким-то чудом снова водрузились на место, превратив стену зала в сплошной монолит. Археолог даже затряс головой, чтобы отогнать видение, потом вышел на воздух. Пахнуло жарой. Солнце стояло прямо над головой. Проводник в бурнусе держал под уздцы двух лошадей. По Нилу плыли лодки с высоко поднятой кормой и загнутым носом. В небе — ни облачка. До обеда было еще далеко.
Детрие сел в тени колонны и погрузился в раздумье. Что происходило в каменном склепе Колодца Лотоса с замурованными там претендентами на сан жреца? Сначала из окошечка просовывался камень с выбитыми на нем цифрами, может быть, неверными. Потом через это отверстие могли доноситься крики, стоны, мольбы умирающих с голоду испытуемых, которым не суждено было стать служителями храма.
Тень колонны передвинулась. Археолог тоже пересел, чтобы спастись от палящих лучей.
Несколько раз он возвращался в зал, граничивший с комнатой Колодца Лотоса. Из нее не раздавалось ни звука.
Мучительно хотелось есть. Детрие, как истый француз, был гурманом. Он рассчитывал вкусно пообедать со своим гостем и никак не ожидал его новой эксцентрической выходки — лишить себя, да и его, обеда из-за какой-то древней задачи! А ведь они должны были поехать во французский ресторан мадам Шико. Она, верно, уже заждалась, исхлопоталась. Вчера она согласовывала с Детрие замысловатое меню, которое должно было перенести друзей на бульвар Сен-Мишель или на Монмартр. Креветки, нежнейшие креветки, доставленные в живом виде из Нормандии, устрицы. Спаржа под соусом из шампиньонов. Буйабэс — несравненный рыбный суп. Бараньи котлеты с луком и картофель по-савойски или бургундские бобы. И вина! Тонкие французские вина, для каждого блюда свои — белые или красные. Наконец, сыры. Целый арсенал сыров, радующих сердце француза! А потом кофе и сигареты во время задушевного послеобеденного разговора.
В сотый раз проходя по залу, Детрие вдруг услышал за спиной стук. Он оглянулся и увидел камень. Археолог нагнулся к нему. О боже! На нем зубилом были нацарапаны — кощунственно нацарапаны на бесценной реликвии! — какие-то цифры.
Детрие, возмущенный до глубины души, поднял камень и прочитал: «d = 1,231 меры!»
В «замурованном проеме» стоял сияющий граф де Лейе. Его узкое бледное лицо, казалось, помолодело.
Археолог с упреком протянул к нему камень.
— Ты исцарапал реликвию!
— Иначе мы не смогли бы обедать, — обескураживающе добродушно заявил математик и улыбнулся совсем по-мальчишески.
— Но я не могу проверить эти расчеты, — развел руками Детрие.
— Боюсь, что ты, археолог, не больше древних жрецов разбираешься в аналитической геометрии. Но войдем в склеп, я все написал там на полу. Смотри, обозначим расстояние от точки пересечения тростинок до конца короткой тростинки на дне через г. Теперь представим, что тростинка скользит одним концом по