сильного. Одетый в шкуры, бредет пещерный человек будущего. Перед ним скрытые травой заржавленные полосы металла, протянутые от горизонта к горизонту. Назначение их не понять новым питекантропам, сутулым, длинноруким, снова заросшим шерстью и переставшим мыслить…
С содроганием перелистывает читатель эти мрачные страницы, созданные, может быть, совсем не для того, чтобы вызвать у него протест против атомных войн. Но ради чего бы ни создавали американские писатели романы о конце цивилизации и одичании человечества — ради ли привычного устрашения, игры на нервах в годы военного психоза или ради затаенного, тлеющего среди американцев возмущения безумной гонкой атомного вооружения — все равно эти книги невольно воспринимаются как предупреждение о близкой пропасти небытия, как призыв остановиться.
Первый роман об атомной войне и ее последствиях «Последние и первые люди» принадлежит Аллафу Стеббельдогу. Не только упирались в облака огненные фонтаны на страницах романа, не только разверзалась от взрывов земля и сходили с ума от ужаса люди, обреченные на одичание, — в романе подробно и точно рассказывалось о цепной реакции атомного распада и притом точно так, как в знаменитом секретном Манхеттенпроекте. Взбешенные этим безграмотные маккартисты начали после окончания второй мировой войны преследование писателя, беспримерное расследование, предпринятое американским федеральным бюро… Писателя спасло от электрического стула лишь то, что его роман был опубликован в Лондоне в 1930 году… раньше, чем были сделаны физиками открытия, легшие в основу атомной бомбы.
Оказывается, угадывая направление развития физики, можно было понять и связанную с этим опасность для человечества в условиях возможных конфликтов на Земле.
В Америке еще недавно издавалось свыше тридцати толстых научно-фантастических журналов и, помимо того, около семидесяти стеклографических изданий, которыми обменивались между собой особо страстные любители научной фантастики.
Но в последний год на американском научно-фантастическом фронте произошел кризис. Закрылось около двадцати журналов.
В чем же дело? Иссякла американская фантазия? Нет, ее у американцев хоть отбавляй. Пожалуй, ответ на этот вопрос можно найти в анализе типичных произведений американской фантастики.
Своим родоначальником американские фантасты считают Гуго Гернсбека, опубликовавшего в 1911 году роман «Ральф 124 С = 41+» — таково было имя главного героя.
Американских фантастов, как и других, привлекает, например, назойливая мысль о множественности сосуществующих рядом миров, одновременно и непостижимо далеких и предельно близких. В романе Хэлла Клеменса «Миссия тяготения» рассказывается об исследовании тяжелой планеты-солнца Лебедь-61, которую можно увидеть лишь в сильнейший телескоп и до которой в то же время рукой подать, если понять принцип полоски Мёбиуса (кольцо из полоски тонкой бумаги, края ее перед склеиванием вывернули один относительно другого). Если по ней поползет муха, то она побывает и на той и на другой стороне полоски, Пройдя половину всего пути, муха окажется как раз под тем местом, откуда начала движение. Вот фантасты и воображают, что Вселенная свернута подобной полоской, очень тонкой. Стоит только каким-нибудь образом пройти сквозь воображаемую ее толщину, и вы окажетесь в другом конце Галактики.
Американские фантасты охотно отзываются на научные гипотезы, иной раз гиперболизируя их, доводя до абсурда, охотно принимают на вооружение термины, рожденные самыми новыми открытиями, но мало интересуются самими открытиями. Прогресс науки и техники, питающей их литературу, порой пугает некоторых из них. Так, Форстер в романе «Машина остановилась» (1928) показывает мрачный мир одичавших в технической цивилизации людей, живущих отдельно, каждый сам по себе, обслуживаемых во всем некоей машиной и не способных ни к труду, ни к мысли. И когда машина остановилась… Вот об этом и рассказывает писатель, боящийся, что технический прогресс заведет человека в тупик. Прочь от машины, к первобытности, натуральности!..
Своеобразно, но ту же мысль проводит и современный писатель Меррей Лейнстер в рассказе «Исследовательский отряд». Дикие, непроходимые джунгли неведомых и хищных растений, летающие вампиры, похожие на голых обезьян, страшные чудовища сфиксы, сухопутные пресмыкающиеся, быстрые, ловкие, кровожадные, не прощающие смерти никого из собратьев, — все это делает одну из вновь открытых планет непригодной для заселения. И не выдерживает, погибает созданная там колония совершенных роботов, исполнительных, точных, неутомимых, но не мыслящих и поэтому неспособных быстро ориентироваться в новых условиях. Зато выживает бесстрашный авантюрист, нелегально поселившийся здесь и покоряющий природу новой планеты не с помощью машин, а с помощью… прирученного орла- разведчика, носящего на груди телевизионную камеру, да дрессированных медведей, могучих, умных и преданных. Друзья человека — животные, а не машины, говорит между строками пресыщенный достижениями цивилизации автор.
Роботы, человекоподобные мыслящие механизмы, порождение века электронных машин и автоматики, века неизживаемого страха угнетателей перед живым разумом угнетенных, пугающего преддверия неизбежного кризиса, который разрушит всю капиталистическую систему, — эти роботы заполняют собой целую ветвь американской научно-фантастической литературы.
На суде выступает не прокурор или адвокат, не истец или свидетель, не обвиняемый или ответчик, даже не человек с его страстями, настроением, ужасом или надеждой — на суде выступает машина, вздумавшая с убийственно холодной, математической логикой оспаривать право собственности на нее у фирмы, ее изготовившей. Уложив в своей электронной памяти все своды законов, пользуясь ими лучше целого сонма пламенных барристеров в париках и черных мантиях, деловитых атторнеев и солиситоров, крючковатых законников и высокочтимых их лордств судей, эта кибернетическая машина, способная производить самые сложные логические действия, с непостижимой для человеческого ума алмазной логикой последовательности доказала, что, поскольку сами ее доводы свидетельствуют о ее способности мыслить, на нее следует распространить закон о запрете рабовладения, так как раб есть мыслящая собственность.
Представители фирмы были в восторге от проявившихся способностей их изделий, но в отчаянии от тупика, в который оно их логически загнало.
Конечно, это лишь милая шутка, но… Перевернем страницу.
Современные ученые считают возможным создание электронно-вычислительных машин, способных не только управлять станками, изготавливающими, скажем, телевизоры, но и проектировать эти телевизоры, даже совершенствовать их, решая математические и логические задачи.
Американские фантасты продолжают мысль ученых: значит, можно представить кибернетические машины, которые будут производить себе подобные кибернетические машины. Значит, машины будут размножаться!
И вот мы читаем о бунте машин против людей. Это уже не милая шутка. Она перерастает в мрачную картину неверия в Человека, и его будущее. Машины, размножаясь и совершенствуясь, не обладая человеческими слабостями вроде гуманности и милосердия, исповедуя одну лишь рациональность, тупо беспощадные, бесстрашные и всесильные, должны смести с Земли слабую человеческую расу, их породившую.
Горький взгляд на человечество!
Профессор биохимии Принстонского университета Асимов — автор многих романов о роботах: «Я- робот», «Стальные пещеры», «Течение пространства» — совершал детективные экскурсы в психологию человекообразных машин. Читателю с его чувствами и переживаниями на страницах романа противостоят нелюди с психикой, лишенной эмоций, некий недосягаемый стандарт для «слабых» представителей человечества…
Есть романы, в которых даже руководство человеческими нациями (притом через ООН!) передается роботам, более беспристрастным, холодным, точным, а главное, самым послушным слугам своих хозяев.
Мрачная ирония безысходности! Поистине завеса мрака перед взглядом, обращенным вперед!
Но перевернем страницу.
Межпланетные корабли бороздят космическое пространство. На спутнике Юпитера бойко торгует