Неожиданно женщина повернула голову, стараясь уголком полузакрытого глаза поймать его взгляд.

— Ну что?.. Хочешь что-нибудь сказать?

Женщина как-то неопределенно покачала головой. Вроде бы и утвердительно, вроде бы и отрицательно. Он приблизил лампу к ее лицу, пытаясь прочесть по глазам. Сначала он даже не поверил. В них не было ни злобы, ни ненависти, а лишь бесконечная печаль и, казалось, мольба о чем-то.

Быть не может… Наверное, кажется… «Выражение глаз» — это просто-напросто красивый оборот… Разве может быть в глазах какое-то выражение, если глазное яблоко лишено мускулов? Но все же мужчина заколебался и протянул было руки, чтобы ослабить кляп.

И тут же отдернул. Торопливо потушил лампу. Приближались голоса переносчиков корзин с песком. Чтобы потушенную лампу легче было найти, он поставил ее на самый край приподнятого над землей пола и, вынув из-под умывальника котелок с водой, припал к нему и стал жадно пить. Потом, схватив лопату, притаился у двери. Он весь взмок. Вот сейчас… Еще пять-десять минут терпения… Решительно подтянул к себе ящик с коллекцией насекомых.

— Эй, — раздался хриплый голос.

— Чего вы там делаете? — точно эхо, послышался другой, еще сохранивший молодые нотки.

Яма была погружена в такой густой мрак, что его, казалось, можно было почувствовать на ощупь, а снаружи уже, наверное, взошла луна, потому что на границе между песком и небом расплывчатым пятном темнела группа людей.

С лопатой в правой руке мужчина пополз по дну ямы.

Наверху раздались непристойные шуточки. Вниз опустилась веревка с крюком, чтобы поднимать бидоны.

— Тетка, давай побыстрей!

В ту же минуту мужчина, напружинившись, кинулся к веревке, подняв за собой клубы песка.

— Эй, поднимай, — заорал он, вцепившись обеими руками в шершавую веревку с такой силой, что, будь это камень, пальцы все равно вошли бы в него. — Поднимай! Поднимай! Пока не поднимете, не отпущу… Женщина в доме валяется связанная! Хотите помочь ей — быстрее тяните веревку. А до тех пор никого не подпущу к ней!.. Если кто попробует сюда сунуться, лопатой башку раскрою… Суд будет — я выиграю! Снисхождения не ждите!.. Ну, что мешкаете? Если сейчас поднимете меня, не подам в суд, буду обо всем молчать… Незаконное задержание — преступление немалое!.. Ну что там? Давайте тащите!

Падающий песок бьет в лицо. Под рубахой, от шеи вниз, ползет что-то неприятное, липкое. Горячее дыхание обжигает губы.

Наверху как будто совещаются. И вдруг — сильный рывок, и веревка поползла вверх. Тяжесть его болтающегося тела, значительно большая, чем он предполагал, вырывает веревку из рук. Он вцепился в нее с двойной силой. Спазма, точно от сдерживаемого смеха, сдавила живот, и изо рта веером вырвались брызги… Продолжавшийся неделю дурной сон рассыпался и улетает… Хорошо… Хорошо… Теперь спасен!

Неожиданно он почувствовал невесомость и поплыл в пространстве… Ощущение как при морской болезни разлилось по всему телу; веревка, которая до этого чуть ли не сдирала кожу с рук, теперь бессильно лежала в ладонях.

Эти мерзавцы отпустили ее!.. Перевернувшись через голову, он неловко упал в песок. Ящик для насекомых издал под ним противный треск. Потом что-то пролетело, задев щеку. Очевидно, крюк, привязанный к концу веревки. Что делают, негодяи! Хорошо, хоть не задел. Пощупал бок, которым упал на ящик, — кажется, нигде особенно не болит. Вскочил как подброшенный и стал искать веревку. Ее уже подняли наверх.

— Дурачье!

Мужчина завопил не своим голосом.

— Дурачье! Ведь раскаиваться-то будете вы!

Никакой реакции. Только тихий шепот — не различишь слов — плывет, точно дым. Что в этом шепоте — враждебность или насмешка, — не разберешь. И это невыносимо.

Злоба и унижение, точно стальными обручами, сковали его тело. Он продолжал кричать, сжав кулаки так, что ногти впились во взмокшие ладони.

— Еще не поняли?! Слов вы, верно, не понимаете, но ведь я сделал такое, что даже вы поймете! Женщина связана! Слышите?.. Пока не поднимете меня наверх или лестницу не спустите, она так и останется связанной!.. И некому будет песок отгребать… Ну как, нравится?.. Подумайте хорошенько… Если все здесь засыплет песком, вам же хуже будет, верно?.. Песок пересыплется через яму и начнет надвигаться на деревню!..

Вместо ответа они просто ушли, слышался только скрип корзин, которые они волокли по песку.

— Почему?.. Почему вы уходите, так ничего и не сказав?!

Жалкий вопль, который уже никто, кроме него, не слышал. Дрожа всем телом, мужчина нагнулся и стал на ощупь собирать содержимое разбитого ящика для коллекционирования насекомых. Бутылка со спиртом, видимо, треснула: когда он коснулся ее, между пальцами разлилась приятная прохлада. Он беззвучно заплакал. Горевал он не особенно сильно. Да и казалось ему, что плачет кто-то другой.

Песок полз за ним, как хитрый зверь. Блуждая в кромешной тьме, еле передвигая ноги он с трудом добрался до двери. Ящик с отломанной крышкой тихонько положил рядом с очагом. Рев ветра разорвал воздух. Из банки у очага он вынул завернутые в полиэтилен спички и зажег лампу.

Женщина лежала все в той же позе, чуть больше наклонившись к полу. Она слегка повернула голову в сторону двери, стараясь, видимо, выяснить, что делается снаружи. Заморгала от света и сразу же снова плотно закрыла глаза. Как восприняла она жестокость и грубость, которую он только что испытал на себе?.. Хочет плакать — пусть плачет, хочет смеяться — пусть смеется… Еще не все потеряно. Я, и никто другой, держу запал к мине замедленного действия.

Мужчина опустился на колено за спиной женщины. Чуть поколебался, потом развязал полотенце, стягивавшее ей рот. И не потому, что почувствовал вдруг угрызения совести. И уж конечно, не из жалости или сочувствия.

Он просто обессилел. И уже не мог выносить этого бесконечного напряжения. Кляп, в сущности, был ни к чему. Если бы тогда женщина и кричала о помощи, это, может быть, наоборот, вызвало бы растерянность среди его врагов и заставило бы их скорее решить все дело.

Женщина, вытянув подбородок, тяжело дышала. От ее слюны, смешанной с песком, полотенце стало серым и тяжелым, как дохлая крыса. Синие следы от врезавшегося полотенца, казалось, никогда не исчезнут. Чтобы размять одеревеневшие щеки, ставшие твердыми, как вяленая рыба, она беспрерывно двигала нижней челюстью.

— Уже время… — Взяв двумя пальцами полотенце, он отбросил его. — Пора им кончить совещаться. Сейчас прибегут с веревочной лестницей. Ведь если все останется как есть, им же самим хуже будет. Да, это точно… Не хотели беспокойства — нечего было тогда заманивать меня в эту ловушку.

Женщина проглотила слюну и облизнула губы.

— Но… — Язык еще плохо ее слушался, и она говорила глухо, точно с яйцом во рту. — Звезды взошли?

— Звезды?.. При чем тут звезды?..

— А вдруг звезды не взошли…

— Ну и что, если не взошли?

Женщина, обессилев, снова замолчала.

— В чем дело? Начали — договаривайте! Хотите составить гороскоп? Или, может быть, это местное суеверие?.. Еще скажите, что в беззвездные ночи нельзя спускать лестницу?.. Ну так как же? Я не понимаю, когда молчат!.. Может, вы заговорите, когда взойдут звезды? Ждите, дело ваше… Но что будет если в это время разразится тайфун? Тогда уж нечего будет беспокоиться о звездах!

— Звезды… — Женщина точно по капле выдавливала из себя слова, как из полупустого тюбика. — Если к этому времени звезды еще не взошли, особо сильного ветра не будет…

— Почему?

— Звезд-то не видно из-за тумана.