год.

Абуль-Фарадж много путешествовал по Передней Азии и Закавказью. Среди городов, где он побывал, — Мелитена, Халеб, Антиохия, Триполис, Губос, Багдад, Мосул, Марага и другие. Постоянно общаясь с самыми различными людьми, Абуль-Фарадж не упускал случая пополнить свои записи новым афоризмом, свежим изречением, поразившим его рассказом, забавным анекдотом. Так исподволь и накапливались материалы, образовавшие к концу его жизни «Книгу занимательных историй».

Анализируя состав этой книги, мы убеждаемся в том, что подавляющее большинство материалов было записано Абуль-Фараджем не среди аристократической верхушки и не в монастырях, где по долгу службы он проводил значительную часть своего времени, а среди народных низов — на шумных, разноголосых восточных базарах, в ремесленных мастерских, в харчевнях и на постоялых дворах. Ибо всем своим духом, всей своей моралью, всем тем, что можно прочесть между строк, подавляющее большинство «историй» направлено против жадных и ненасытных богатеев, против несправедливых правителей, против их знатных прислужников. Подобного рода «истории» могли родиться только среди угнетенных, а не среди угнетателей. Пользуясь же готовыми литературными источниками, Абуль-Фарадж отбирал преимущественно такие истории, которые свидетельствовали о его симпатиях к простому народу.

Читая многие афоризмы и изречения такого рода, поражаешься смелости составителя, не побоявшегося включить их в свой сборник или даже (что тоже вполне возможно) своей литературной обработкой придать им еще большую остроту.

Уже в одном из первых изречений (№ 7 — «Всеобщее благо») мы узнаем, что величайшим благом для большинства жителей страны была бы смерть дурного правителя. Только вложив эту крамольную мысль в уста безвестного античного философа, можно было включить ее в книгу. Не исключена возможность, что этим «античным» философом был… сам Абуль-Фарадж, ибо в других изречениях этой главы мы то и дело встречаем ссылки на Сократа, Диогена, Платона, Аристотеля, а в рассказе № 7 дан некий безымянный философ.

Из коротенького рассказа № 8 («Кто сильнее») мы узнаем, что царь — слуга своих страстей, и философ стоит выше царя. Рассказ № 18 («Характерная черта») дополняет малопривлекательный портрет правителя еще одним штрихом: властелины не любят людей, которые умнее их. Отсюда один лишь шаг до признания, которое приписывается Сократу (№ 32): лучше питаться одними кореньями, чем служить подобным правителям.

Все эти достаточно красноречивые примеры взяты нами из первой главы. Но подобные рассказы, рисующие властелинов в самом непривлекательном виде, разбросаны по всей книге. Персидский мудрец Хурмузд (№ 68 — «Кто в ком больше нуждается») утверждает, что правителям следовало бы обивать пороги мудрецов — ведь без них правители совсем беспомощны. В главе четвертой мы находим «Полезный совет правителям» (№ 160): задумав сделать своих подданных хорошими людьми, правитель должен сам прежде всего стать хорошим человеком. Эта мысль подкреплена удивительно ярким и точным сравнением: нельзя выпрямить тень, не выпрямив того предмета, от которого эта тень падает.

Коллективный портрет правителей дополняется все новыми штрихами. По их вине приходит в упадок государство (№ 162); они тайно убивают и отравляют неугодных им людей (№№ 229, 673); они поглощены только личным обогащением и озабочены лишь одним — как бы удержать свою власть (№ 220). Естественно, что народ ненавидит правителей, сделавших людям так много зла, и правители нуждаются в сильной страже (№ 285).

Полный едкого сарказма рассказ о совместной охоте льва, волка и лисицы (№ 371) достаточно убедительно характеризует «справедливость» правителей. На схожем сюжете построен и другой «охотничий» рассказ — «Убедительное доказательство» (№ 372):

Демонстрируя свои когти и зубы, волк «убеждает» лису и зайца, что добыча принадлежит ему, и только ему.

От критики плохих правителей — лишь один шаг до критики общественного строя. Абуль-Фарадж не сделал этого шага, но в ряде созданных им изречений звучат горькие нотки по поводу социальных несправедливостей его времени. Беда общества заключается в том, что оно не вознаграждает человека по заслугам (№ 80); в стране (в данном случае в стране абстрактной) нет ни сытости, ни спокойствия (№ 115).

В книге много рассказов о бедняках, которые голодают (№№ 350, 357, 367, 397, 509, 512 и др.). Правда, в большинстве своем это неунывающие бедняки, подтрунивающие над самими собою, пытающиеся свое тяжелое положение скрасить веселой шуткой.

Но невольно возникает вопрос: почему на свете существует такая несправедливость? Почему одним дано все, а другим ничего? Может, так и должно быть? Может, таков законный порядок вещей? Нет, так не должно быть, ибо все люди от рождения одинаковы и вельможа ничем не отличается от последнего раба, — отвечает Абуль-Фарадж в своем замечательном рассказе «В чем отличие?» (№ 318).[84]

Во взглядах и убеждениях Абуль-Фараджа много противоречивого. Так, например, глава сирийских яковитов был, видимо, человеком свободомыслящим. Только этим можно объяснить тот факт, что он включил в свой сборник рассказы, ставящие под сомнение некоторые религиозные догматы, зло критикующие монахов и служителей церкви. В рассказе «Еще больший подвиг» (№ 200) автор утверждает, что ужиться со «святыми братьями» труднее, чем с хищными зверьми!

Пытаясь, видимо, смягчить впечатление от подобных рассказов (а их — десятки), Абуль-Фарадж в «Послесловии» оговаривается: в книге есть истории, которые «не могли произойти в монастыре и даже не могли быть там рассказаны». Но это не более чем оговорка, которая вряд ли могла ввести в заблуждение вдумчивого читателя.

Мораль, вытекающая из ряда рассказов и изречений Абуль-Фараджа, может быть выражена русской поговоркой: «На бога надейся, а сам не плошай».

Таковы рассказы №№ 518 и 530, в которых на словах отнюдь не умаляется большое значение псалмов Давида, но при этом рекомендуется в одном случае запастись палкой против собак, а во втором — сурьмою для лечения глаз.

Таковы и рассказы №№ 638, 653, 654 и 663. В первом высмеивается «дурачок», по своей простоте оставшийся без туники, плаща и даже без набедренной повязки. В трех других выражается крайне скептическое отношение к тому, что с божьей помощью людям будут возвращены украденные у них деньги.

Некоторые аналогичные изречения Абуль-Фарадж не счел нужным даже замаскировать. Он заставляет одного безымянного отшельника изречь: «В одинаковой мере движут мир и те, которые служат богу, и те, которые богу не служат» (№ 276). Какой-то «чудак» прямо обращается к богу с гневным протестом, после того как колосья на его поле побиты градом (№ 608).

Есть что-то в этих рассказах, перекликающееся с бессмертной сатирой Эразма Роттердамского «Похвала глупости», в которой также высмеиваются церковники, монахи, схоласты, бичуется религиозное ханжество.

Не случайно особенно много «крамольных» мыслей изрекают у него «чудаки» и «одержимые». Только человек «не в своем уме» мог позволить себе открыто говорить то, что думал. Обыкновенный, «нормальный» человек поплатился бы за такие разглагольствования свободой, имуществом, а то и жизнью. И читая десятки рассказов о «чудаках», «одержимых», «помешанных» (например, рассказы №№ 621 и 622, где обличаются знатные), нельзя удержаться от предположения, что многие из них лишь прикидываются умалишенными, для того чтобы говорить правду в глаза.

Приведенные выше рассказы (а также «истории» №№ 375. 488, 578, 579, 629 и др.) явно противопоставлены изречениям монахов, старцев и отшельников, прославляющих достоинства религии, прелести монастырской жизни и т. д. И характерно, что именно критические, «негативные» рассказы Абуль-Фараджа отличаются особой убедительностью, образностью, афористичностью стиля, чего явно не хватает подчас рассказам «позитивным».

Как и многие его предшественники, Абуль-Фарадж бичевал человеческие пороки — жадность, корыстолюбие, зависть, трусость, глупость, болтливость, невежество. Но большинство рассказов подобного рода косвенным образом также направлено против сильных мира сего — правителей, вельмож, знатных, купцов. Носителями пороков обычно выступают в его рассказах люди имущие, обеспеченные. Они