«ночник» видел, как недалеко от нас самолеты выбрасывали парашютные контейнеры, что я сообщил лично комбригу и офицеру штабу корпуса.
Правда, странно, что вскоре после этого, все бойцы нашей группы (кроме, как ни странно, Славы) находившейся в этом месте, стали испытывать приступы рвоты и болей в животе, хотя впрочем, это было, скорее всего, следствием зараженности источников, откуда мы брали воду, вследствие большого количества трупов животных.
УЧК уже в середине апреля стала оправляться от первоначального шока, с помощью своих зарубежных покровителей. Увидев, что склонность албанских вождей к хищениям (а это болезнь Востока, так как здесь бог-«золотой телец») отражается на боеспособности УЧК, руководство последней, видимо, утихомирило аппетиты своих командиров и навело относительный порядок в своих рядах. В Дреницу в конце апреля пошло современное оружие и снаряжение, пусть и не в достаточном количестве.
Естественно, албанцы должны были активизировать свои действия.
Уже в районе дислокации нашей разведроты, перемещенной в конце мая в село Полужа, было зарегистрировано две группы УЧК в радиусе пару километров. Одна, насчитывавшая до двух десятков хорошо обученных бойцов, находилась в соседнем лесу. Отсюда она периодически обстреливала как нас, так и на дорогу Глоговац — Сырбица, а также организовывала засады. При этом, несмотря на потери, понесенные и на минном поле, и в результате наших поисковых действий, позиции она не меняла, что говорит о наличии дисциплины и единого командования в УЧК.
Другая группа, находившаяся от Истог-Махала через дорогу Глоговац — Сырбица, в июне 1999 года вообще перестала скрываться, и Славик, «Мырча» и пару других наших солдат рассматривали вооруженных албанцев в домах на склоне противоположной горы. За несколько дней только в одном месте этого села было насчитано около десяти вооруженных боевиков, вслед за которыми появились и гражданские, вывесившие сразу же белый флаг. На их удивление наш начальник разведки, заявил, что вообще ничего там не видит, что можно было понять в силу всем все более очевидного отступления с Косово. Никто, естественно, в это село не входил, хотя именно с этого направления не раз велся огонь по дороге Глоговац — Сырбица.
Схожее положение было и в Шиполье, пригороде Косовской Митровицы, в котором, из-за нападений УЧК дорога Косовская Митровица — Сырбица постоянно полицией перекрывалась для движения.
К тому времени у нас фактически появился четвертый командир роты, так как наш резервный капитан «Жути» задержался в Рашке. В силу этого командир взвода срочнослужащих «поручик» (старший лейтенант) Винко стал исполнять обязанности командира роты. С ним я имел хорошее взаимопонимание, и в силу своего независимого положения командира разведгруппы, чье создание было одобрено комбригом по просьбе «Жутого» смог подбить Винко на более активные действия. Ни наград, ни денег, ни благодарности мне это не принесло, но зато наша разведрота несколько раз успешно провела операции по поиску албанских групп. Это сразу же дало хорошие результаты, и вот тут то шиптар нередко охватывала паника, и они несли потери. К сожалению, сделав основную часть, т. е. выйдя по следам к месту базирования неприятеля, и вступив с ним в близкий бой и даже развернувшись в боевые порядки, мы упускали противника, ибо остальные наши молодые срочнослужащие солдаты, оставались на месте в бесполезной перестрелке. Добровольцы и резервисты с нами тогда ходить не хотели, а за срочнослужащих Винко, как и каждый офицер нес большую ответственность, так что когда в одном бою наш снайпер Савва, пошел было со мною вперед, это вызвало крики в его адрес нашего «водника» Видича и мне пришлось Савву возвратить назад.
К тому же, когда мы таким же образом несколько раз вступили в бой с противником на высоте соседней месту нашей дислокации, то наши соседи из инженерного батальона (саперы и строители) расположенные всего в 300 — 400 метрах под нами рядом с дорогой Глоговац — Сырбица не то что нас не поддержали, но и не пытались предложить помощь, так как не знали неделю, где мы вообще расположены, и не пытались провести обычную телефонную связь.
Иногда дело доходило до абсурда. Так, когда я и еще четверо сербских добровольцев из Воеводины, в апреле месяце, когда еще ротой командовал капитан «Струя» вошли в село под Чичавицей в котором албанцы уже вывесили белый флаг, так как бойцы УЧК из него ушли, не дождавшись нашего нападения, то мы на обратном пути вывода колонну гражданских албанцев обстреливались одним сербским «малоумником», добровольцем из нашей роты, который за день до этого поджег амбар, с пшеницей обозначив наши позиции не только УЧК, но и авиации НАТО. Другой раз, когда уже комротой был «Жутый», который попросил нас проверить причину стрельбы, ведшейся средь бела дня практически в самом Глоговце, то из всей роты, а в особенности из многочисленного штаба пошло нас четверо человек, я со Славой и двое сербских добровольцев — Перо и «Булат». Подойдя к двум — трем десяткам полицейских, занимавшим пост у дороги, мы узнали о двух вооруженных шиптарах в селе между нами и Глоговцем, где был штаб бригады. Одного из них ранил полицейский снайпер, и в «зачистку» села пошло нас двое — я и Слава. Дойдя до сомнительного дома, нам пришлось посылать одного албанца лет сорока с белым флагом к полиции за подкреплением (так как в этом селе было полно боеспособных мужчин). На помощь пришел лишь Перо, которому полицейские не дали даже «Моторолы». Заставив албанцев махать белыми флагами, дабы сидевшие в домах впереди, слева и справа не открыли огонь, мы, ради очистки совести, проверили сомнительные дома. Неясно, почему полиция месяц назад ушла из села — там могла скрываться целая рота УЧК, тем более что именно сюда часто вели следы и отсюда несколько раз подавались сигналы. Однако кого хватать из десятка мужчин, обнаруженных нами, мы не знали, да и ответственности брать на себя было нельзя. Если бы мы вывели из села группу албанских молодых мужчин, то полиция вполне могла бы их тут же «пустить в расход», дабы отличиться в поимке «террористов» (а в случае «чего» все бы свалили на «русов»).
Вообще-то я не был сторонником подобных мер и считал, что моя обязанность заключается в максимально прилежном исполнении задач по борьбе с УЧК. Если же кто-то считал, что врагом был весь албанский народ, то ведь надо было учитывать, и существовавшее в мире политическое положение. Мне была абсолютно непонятно, зачем гражданских албанцев выгоняют из их домов и колонами отправляют в Македонию и Албанию. К тому же подобное указание выселять всех албанцев где-то в Косово действовало, а где-то нет, и стоило, видимо, югославским верхам поучиться, как это надо делать, у Сталина, выселявшего целые народы полностью и в течение нескольких дней. Если же врагом считать лишь определенное политическое движение, то с ним следует бороться куда более изощренными методами, а не посылать в зачистки всех подряд — от добровольцев и резервистов до срочнослужащих армии и сотрудников полиции, дабы они там вели себя подобно ордам Тамерлана.
Я помню случай с селом Глобары рядом с Глоговцем. Сначала там в ходе наших патрулей мне удалось показать людям, кто хозяин положения. Разумеется, албанские старейшины были не так уж глупы и стремились сразу солдат ввести в дом и разговорами обо всем чем угодно и мелкими услугами отвратить их от хождений по селу. Я все же брал с собой несколько человек, в основном Славу и «Сурчинца», и, обойдя село и подходы к нему, увидел и протоптанные тяжелыми ботинками тропы, и следы оружия на земле; отсюда же ночью подавались сигналы, видимые лишь в приборы ночного видения. Когда же все это было доведено до сербов, некоторые командиры сначала перепугались, но потом, когда все успокоилось, они воспряли духом и, назвав себя «воеводами», тоже решили пойти в патрули. В итоге они стали обделывать свои «коммерческие» делишки в селе, и все выродилось в насилия и грабежи. Узнав об этом, ходить я туда уже не стал, а потом нашу роту вообще здесь сменили, но нападения на наши войска отсюда были, в том числе во время вывода, когда было убито несколько полицейских.
По большому счету сама тактика «чищения» (зачисток) могла принести успех лишь при многократном превосходстве над противником. Счастье сербских войск, что УЧК мало использовала мины, в первую очередь выпрыгивающие («ПРОМ») или аналогичные типы мин иностранного производства, и тогда мы несли бы куда большие потери.
Давно замечено, что бой по-иному видится из боевых порядков и из штаба, потому что ситуация в бою настолько быстро менялась, что приказы из штаба, пусть и толковые, очень часто оказывались ненужными, а то и вредными из-за опоздания в сроках или недостатка полной информации о происходящем у командиров.
В «зачистки» мы ходили часто, и все они были приблизительно одинаковы: «суперменов» в них не было, да и быть не могло, ибо стоило «супермену» побежать вперед, как его могли по ошибке срезать огнем
