Фитц сидел напротив Олимпи за удаленным угловым столиком, в то время как официанты вокруг них выделывали свои балетные номера, представляя на его одобрение бутылки с вином, поднося спичку к его сигарете и размахивая меню. Олимпи предоставила ему сделать выбор.

– Я правильно сделал, что заказал столик здесь? – сказал он, – я полагал, что это место тебе понравится.

– Тут восхитительно, Фитц. Все очень мило, и обслуживание, и… тут очень интимно.

Фитц отхлебнул из своего стакана виски со льдом. Он не любил пить виски до вина, но Олимпи попросила «кампари», так что ему нужно было что-то взять и себе.

– Никогда не думал об этом заведении как об интимном, Олимпи.

– Конечно, здесь очень интимно. Взгляни на них. Олимпи указала кончиком сигареты на посетителей за другими столиками, раскланивающихся со знакомыми или с теми, кого хотели бы узнать получше.

– Они создают интимную обстановку для таких, как мы, кто пришел сюда поужинать вдвоем. Они нас даже вряд ли замечают.

Фитц засмеялся ее перевернутой логике.

– Полагаю, ты права, хотя, как мне кажется, ты сама принадлежишь к людям такого же типа.

Олимпи выдала ему одну из своих самых серьезных улыбок.

– Только когда меня к этому вынуждают обстоятельства, Фитц, не иначе. Для меня нет ничего более приятного, чем ужинать наедине с каким-нибудь милым человеком, с кем-нибудь, кто мне нравится. За исключением, может быть…

Она рассмеялась, весело размахивая сигаретой, которую, казалось, она больше использовала именно для этого.

– Ах, мой дорогой Фитц, не знаю, приходилось ли тебе когда-нибудь иметь дело с такой француженкой, которую можно было бы понять однозначно?

– Раньше, чем принесут закуску, определенно нет, – ответил Фитц, когда появился официант со спаржей для нее и копченой лососиной для него. Он впервые чувствовал себя хорошо за многие недели, и это напомнило ему о том времени, когда он был с Олимпи на вечеринке у Бендора на Бермудах. Он тогда тоже наслаждался ее обществом, у нее была счастливая способность делать так, чтобы мужчина чувствовал себя с ней легко, ее флирт был прямолинеен, без тех игр, в которые играла Раймунда. Но она не Венеция, подумал он с неожиданной болью. И хорошо, что так! Положив ломтик лососины на кусочек черного хлеба, он предложил его Олимпи. Вместо того, чтобы взять его пальцами, она наклонилась вперед и взяла его ртом, нежно коснувшись своим розовым язычком его пальцев.

– Очень вкусно, – сказала она. – Должна признаться, Фитц МакБейн, я обожаю хорошую еду. Это одна из моих слабостей.

Фитц не стал спрашивать, каковы остальные. Вместо этого он осведомился:

– Как Бени?

Олимпи доела последний стебелек спаржи, прежде чем ответить. Потом аккуратно вытерла свой ярко накрашенный рот салфеткой.

– С ним все хорошо. Он сейчас в Австралии, это не то место, которое мне нравится. Все эти овцеводы, дорогой, непрерывно пьют свое пиво. Бедняжка Бени! Боюсь, дорогой, что он пристрастится к пиву, ты понимаешь… – Она с неприязнью передернула плечами. – Надеюсь, Фитц, ты не пьешь пива?

Фитц улыбнулся.

– Будет учтено. Не забывай, что я вырос в самых захолустных местах Техаса. Так что ты говоришь с диким, необузданным и грубым выходцем оттуда.

– В самом деле?

И как это она умеет так много сказать одними глазами? Фитц был очарован. Если Олимпи намеревалась пленить его своим флиртом, то она добилась успеха.

– Что привело тебя в Нью-Йорк? – спросил он, когда официант сменил блюда.

– О! Покупки: И… любопытство.

– Что же такого может купить француженка в Нью-Йорке, чего она не сумела бы найти в Париже?

– Ну, тогда, возможно, лишь любопытство. Фитц, улыбнувшись, наклонился с ней.

– И к чему именно любопытство?

– Среди прочего, как выглядит квартира такого необузданного и грубого техасца.