количеством тепла на все это время. Это невозможно. Какая-то злая ирония заключена в том, что ледники планеты могли очень долгое время хранить холод.

К тому же, как только похолодает, на Лэни II начнутся ужасающие штормы и ураганы. Все реже и реже смогут работать летающие решетки. Количество получаемой энергии будет все время сокращаться.

Мэси испытывал глубокое разочарование. Его предложение было абсолютно бесполезным. Оно, несомненно, дает какую-то надежду и в очень слабой степени (и на короткий срок!) улучшит положение на внутренней планете. Но в условиях столь длительного похолодания его эффект сводился к нулю.

Очень неприятно, к тому же, столь сильное восхищение Хэндона. Хэндон, должно быть, скажет Рики, что Мэси просто волшебник. Но ведь это совсем не так. Идея летающих решеток была не нова: их применяли однажды на Сэриле.

«Я знаю только то, — сердито думал Мэси, — о чем мне рассказывали или же о чем прочитал в книгах. Но я ни от кого не слышал и нигде не читал, что делать в случае, подобном этому!»

Он подошел к столу Хэндона. На графике солнечной константы была проведена новая линия в соответствии с данными, полученными с внутренней планеты, — идеальная, классическая кривая наложения циклических модификаций. Эти данные говорили о многом.

Мэси, раздраженно хмурясь, взял карандаш. Его пальцы быстро писали громоздкие уравнения. Результат был так плох, что хуже и быть не могло. Изменения в яркости солнца Лэни оказались не так велики, чтобы их заметили с Кента IV — ближайшего обитаемого мира, когда свет Лэни дойдет туда через четыре года. К тому же Лэни никогда и не классифицировалась как переменная звезда.

Расчеты Мэси не были чисто теоретическими. Они базировались на данных изучения Солнца — единственной звезды в Галактике, измерения солнечной константы которой велись вот уже около трехсот лет.

Большую часть полученных результатов следовало бы отослать на Землю для аналогичных исследований. Но относительно солнечных пятен сомневаться не приходилось, ибо Солнце и Лэни были звездами одного типа и приблизительно равной величины.

Мэси пришел к ужаснувшему его выводу, что здесь, в этом уже обледеневшем мире, температура так упадет, что СО₂ в атмосфере вымерзнет. А ведь именно он создает «эффект оранжереи», благодаря которому атмосфера находится в термическом равновесии. Когда «эффекта оранжереи» не будет, температура начнет падать до тех пор, пока не исчезнет всякое тепловое различие между атмосферой и космосом. Когда же и это произойдет… Мэси подумал, что, если Рики не захочет улететь отсюда на корабле Службы, он подаст в отставку и останется здесь.

— Если вы хотите пройтись, то сейчас самое время, — неуклюже предложил Мэси.

Он подождал, пока Рики натянет непомерно тяжелый комбинезон: это были громадные высокие башмаки с подошвами в дюйм толщиной, переходящие в многослойные штаны, затем надутый воздухом верхний чехол с капюшоном и перчатками, составляющими одно целое с рукавами.

— Никто не ходит на прогулку ночью, — сказала она, когда они вошли в холодную камеру.

— Я хожу, — ответил он. — Хочу поискать кое-что.

Наружная дверь отворилась. Мэси подал девушке руку, так как ступеньки и пешеходные дорожки больше не обогревались и были покрыты тонким слоем пушистого инея.

Ледяные горы слабо светились. Строгие линии колонии четко выделялись на замерзшем ложе долины. Царила тишина, древняя, девственная тишина. Ни малейшего ветерка. Вей недвижно, все безжизненно.

Мэси поднял голову и очень долго пристально всматривался в небо.

— Взгляните, — требовательно сказал он.

Рики чуть не вскрикнула. Небо было сплошь заполнено!! бесчисленными звездами. Но ярко блестели лишь настоящие звезды; остальные были лишь их бледными подобиями. Так же как солнце Лэни днем, далекие солнца ярко горели в центре круга своих ложных двойников, мерцавших причудливо и фантастично.

— Смотрите, — повторил Мэси, — смотрите внимательней!

Рики глядела во все глаза. Картина действительно была потрясающей. Любой цвет, любой оттенок, любая степень яркости. Были группы звезд одинаковой яркости, составлявшие почти правильные треугольники, звезды розового тона, сплетающиеся в арку. Звезды, расположенные по прямой линии, квадрату, многоугольнику, но ни одна из этих фигур не вырисовывалась до конца.

— Это… великолепно! — взволнованно проговорила Рики, — но что я должна найти?

— Ищите, чего здесь нет, — сказал он тоном приказа.

Рики внимательно смотрела на небо. Звезды не мигали, но в этом еще не было ничего необычного. Они заполнили весь небосвод — и этому теперь нельзя было удивляться. Но вот в бесконечной дали появился смутный мерцающий сероватый отблеск. Затем он исчез. Тогда Рики поняла:

— Нет сияния!

— Вот именно, — сказал Мэси. — Здесь всегда были сияния. А сейчас их нет. И, по-видимому, виноваты в этом мы. Я думал, что это умно: превратить всю энергию в резервную. Это она показалась в исчезнувшем отблеске. Теперь сияние ушло навсегда.

— Я… я видела его, когда мы высадились, — проговорила Рики. — Великолепное зрелище. Но и тогда было ужасно холодно. И я каждую ночь говорила себе, что обязательно полюбуюсь им завтра. Вот и получилось, что я никогда больше его не увижу.

Мэси остановил взгляд на том месте, где только что было сероватое мерцание.

— Сияние — это явление, связанное с ионами. Мы долго высасывали их из кладовых ионосферы, — грустно сказал Мэси, — оттуда, где солнечный свет ежедневно создавал их. Боюсь, что этому пришел конец. Мы взяли уже всю энергию.

— Этого могло бы не быть, — подчеркнуто бесстрастным тоном продолжал он. — Мы ведь брали не так уж много в сравнении с тем, что там накапливалось. Но ведь ионизация атмосферных газов тесно связана с ультрафиолетовыми лучами. Даже малейшее падение солнечной константы нанесло сокрушительный удар ультрафиолетовой части спектра — тому, что создает ионы кислорода, азота, водорода.

Рики стояла очень тихо. Холод был так силен, что болезненно сжимались ноздри и в груди все закоченело.

— Я начинаю подозревать, — сказал Мэси, — что я круглый идиот. Или оптимист. Впрочем, это одно и то же. Как я мог предположить, что запасы энергии в ионосфере начнут падать медленнее, чем будет увеличиваться необходимость в них? Если уж мы погасили сияние, значит, мы добрались до дна бочки. И эта бочка мельче, чем кто-либо мог предположить.

Рики снова ничего не ответила. «Когда же она поймет всю безвыходность положения, — угрюмо думал Мэси, — когда она, наконец, перестанет мной восхищаться. Ее брат беспричинно возвеличил меня. Но я безнадежный идиот. И она это когда-нибудь узнает».

— Итак, мы не сможем протянуть так долго, как рассчитывает Кен?

— Ни в коем случае, — спокойно сказал Мэси. — Он надеется, что мы найдем способ спастись, который можно использовать и на Лэни II. Но мы потеряли энергию и будем вынуждены использовать резервную мощность. Она кончится — и мы погибнем, прежде чем на вашей родной планете почувствуют недостаток животворного тепла.

Зубы Рики стучали.

— Не подумайте, что я испугалась, — сказала она сердито. — Я совсем закоченела. Пойдемте-ка