эпохи. Да вот, сами увидите!.. — Раяона поправил очки, чудом державшиеся на кончике носа. Он помолчал и добавил: — Я уже вызвал с «Енисея» Володю. Для таких экспериментов он, пожалуй, самый подходящий кандидат. Поразительная восприимчивость к модулированным биоколебаниям генератора. А кроме того, — Раяона подмигнул Трускотту. — Володя сам просил меня об этом. Нам нужно подготовить для него глубоководный кессон.
Володя не заставил долго ждать себя. Через несколько дней он уже был на Мадагаскаре.
Еще сутки Раяона готовил его к эксперименту.
…И вот глухо чмокнул аппарат кондиционирования. Володя проник в кессон, неуклюже повернулся и сел в причудливой нише, напоминающей морскую раковину. Увидев за прозрачной перегородкой Николая, Раяону и Трускотта, заканчивавших все приготовления, он улыбнулся и помахал им рукой. С торжественным выражением лица Раяона повернул диск включения генератора. На нишу, где сидел Володя, бесшумно надвинулась куполообразная сеть из каких-то гибких конструкций, биоэлектрических датчиков, миниатюрных кибернетических аппаратов. В центре купола, между генерирующими плоскостями, был укреплен найденный Володей череп мегаладаписа. Информация, сохранившаяся в его мертвых клетках, возбужденных биоколебаниями генератора, должна была поступить на электронно-логический преобразователь, затем «профильтроваться» сознанием Володи и развернуться на экране проектора в живые картины того, что пережили общие предки человека и лемура в давно прошедшие эпохи истории Земли.
Ожил, замерцал зеленоватым светом большой круглый-экран, вмонтированный в стену лаборатории.
— Приготовились… — деловито сказал Раяона.
Володя молча кивнул. Исследователи надели на головы шлемы замысловатой конструкции, соединенные проводами с контактами купола. Мягко загудел генератор. Володя, сидевший в спокойной позе с широко раскрытыми глазами, вдруг быстро опустил веки, вздрогнул.
…Чудесное, ни с чем не сравнимое состояние охватило его, когда родовая память перенесла его на берег какого-то моря. Это был силурийский ландшафт. Сейчас Володя стоял на влажном ослепительно белом песке и жадно вдыхал чистый, прозрачный воздух. Голубые волны с тихим плеском рассыпались у его ног, откатывались назад и снова шаловливо наступали. Словно наяву, он ощутил дуновение теплого ветра, который неясно шептал ему на ухо что-то о беспредельности голубого океана.
— О-о!.. — прошептал он в забытьи. — Как замечательно… — И стал медленно раскачиваться, словно индийский йог. — Я хотел бы навсегда остаться здесь… слушать песню силурийского прибоя…
— Никаких посторонних эмоций! — строго сказал ему в видеофон Раяона. — Сосредоточься только на восприятии информации лемура.
Володя на миг открыл затуманенные глаза. Он послушно кивнул и снова опустил веки.
На экране проектора возник девственный тропический лес. Потом исследователи увидели гигантского черного лемура. Его огромные черно-фиолетовые глаза горели злобой, узкие, похожие на запятые ноздри раздувались. Вот он поднял над головой сучковатую дубину и, грузно переваливаясь, пошел в глубину леса. Звуковой преобразователь донес до слуха ученых протяжный хриплый крик. Из густой листвы выпорхнули испуганные птицы. Ломая подлесок, за черным лемуром двинулась стая его родичей. Отчетливо слышалось тяжелое дыхание сотен лемуров. Вверху, над их головами, раздавался непрерывный шум. Это молодые лемуры быстро передвигались в кронах деревьев, прыгая с ветки на ветку. Позади всех ковыляли старые, одряхлевшие мегаладаписы.
Вскоре стая достигла опушки леса. Открылась широкая долина, которую полукругом обступали высокие зеленые горы. Уже занимался рассвет, и в излучине полноводной реки стала видна большая деревня, полускрытая в роще кокосовых пальм. Хижины, высоко поднятые на сваях, купались в волнах тумана, наползающего с реки…
Вначале исследователи наблюдали за лемурами как бы со стороны, но вот они с изумлением почувствовали себя непосредственными участниками всего происходящего на экране. Им стали понятны намерения лемуров. Словно кто-то невидимый и неслышимый связывал их сознание с этой, давно прошедшей жизнью. Они уловили мысли и чувства вожака стада, черного лемура с горящими глазами.
…На опушке лемуры, по знаку вожака, остановились. Деревня казалась вымершей, но черный лемур, хорошо изучивший повадки врага — голокожих куэ, знал, что эта тишина обманчива. Вооруженные длинными копьями и поющими смертями-стрелами куэ притаились сейчас за стволами пальм, стенами хижин из бамбука и тростника, за высоким частоколом. Он знал, что каждую секунду их поющие и свистящие смерти могут обрушиться на племя.
Черный лемур первым выскочил из лесу. Он не боялся ничего, и его собратья, повинуясь его зову, бросились за ним. «Голокожие должны умереть, мы их убьем, — думал вожак, и его мысли четко воспринимались сознанием исследователей. — Зеленый остров принадлежит нам… Мы жили здесь еще до того, как великий южный материк залила Большая Вода…»
Молодые ученые так и подскочили от неожиданности.
— Откуда он знает о великом южном материке? — вслух сказал Трускотт.
— Помолчи, — недовольно оборвал его Николай. — Посмотрим еще, чем все это кончится.
— Хиэ! Хиэ! — дважды прокричал вожак, и лемуры устремились к деревне через поля и огороды, возделанные людьми. Вероятно, мегаладаписы были голодны и теперь спешили насытиться, яростно срывая еще несозревшие овощи и зеленые метелки риса.
И вдруг пронзительно запели стрелы. Стадо беспорядочно заметалось по долине. Тоскливо закричали раненые, сжимая в лапах пучки овощей и метелки риса.
— Хиэ!.. — ревел черный вожак, размахивая огромной дубиной. В левом предплечье у него торчала стрела, но он не обращал на нее внимания. Его дубина то и дело взлетала над головами сородичей, понуждая их идти вперед, к деревне. Но мегаладаписы повиновались неохотно. Они предпочли бы, вероятно, скрыться в лесу. Обстрел усилился. Вслед за тем из-за частокола выскочили люди и начали лихорадочно метать длинные копья. Крики и вой лемуров смешались с гортанными возгласами людей… Но вот постепенно поднялась новая, более мощная волна криков — голоса боли, ненависти и отчаяния. Мегаладаписами овладела бешеная ярость. На куэ обрушился град камней, заставив их укрыться за оградой. В этот момент первые ряды лемуров добежали до частокола. Из всех бойниц и отверстий посыпались стрелы, а когда лемуры взобрались на гребень частокола, навстречу им в лучах восходящего солнца блеснули лезвия ножей…
Но хотя ряды мегаладаписов стали редеть, уже ничто не могло остановить их. Голос черного вожака подстегивал оробевших. Волна за волной лемуры лезли на частокол. Вожак оказался наконец у одной из бойниц. Страшный удар его дубины обрушился на большой лук, установленный в ней. Затем вожак схватил отчаянно барахтающегося человека и бросил вниз, прямо в лапы разъяренных лемуров… В следующее мгновение вожак сам притиснулся в бойницу, за ним — другие. Их яростные крики раздавались уже где-то за частоколом. Мегаладаписы хлынули в деревню. В слепой ярости они не щадили никого, разбивали все, что могли. Слабые крики побежденных тонули в гуле сражения. Вот посредине деревни взвился язык пламени — вероятно, кто-то из лемуров опрокинул горшок с углями, а может быть, это намеренно сделал житель деревни. Ветер раздул огонь — и яростный красный зверь, набирая силы, закружился над селением…
Черный вожак стал сзывать сородичей, издавая резкие, с прищелкиванием возгласы.
— Берегитесь жгучих крыльев!.. Назад, в прохладный лес! Мы победили! — тотчас перевел электронный лингвист.
Захватив раненых и убитых, стадо направилось к лесу. Черный вожак время от времени останавливался, чтобы зализать глубокую рану в предплечье. Когда он поравнялся с одиноко растущим древовидным папоротником, кто-то шагнул ему навстречу.
Это был высокий, сильный лемур с гладкой светло-коричневой кожей, едва прикрытой мягким шелковистым мехом. Выражение его лица поразило ученых своей осмысленностью. Черно-фиолетовые, как у всех лемуров, глаза были очень живыми и выразительными.
