сделано, свидетель сдох, денег не получили, славы тем более! К чему ты рассказал это, магик?

–?К чему? – переспросил Дикус. – Да, понять это трудно… в особенности такому, как ты, герой. Нур, Буба, Каз… они ведь были не слабее тебя. Любой из них не побоялся бы в одиночку выйти на гигантского дракона. И, уверен, вернулись бы с победой… вон, как и ты, с полным сундуком драконьих клыков. А тут не вышло… Знаешь почему? Мало быть сильным, мало отменно владеть мечом или боевым молотом. Надо еще уметь думать о других. Клан силен не только мужеством своих воинов, но и единством. Если бы тогда, в степи, каждый из нас думал не о своей победе, а о том, что надо сделать дело… все могло получиться иначе.

Он несколько мгновений помолчал, глядя на притихших слушателей, затем усмехнулся:

–?В том-то и дело… вы все по натуре одиночки. Вы все кичитесь умением с одного удара сразить дракона. Вы гордитесь взятым в бою драгоценным оружием, хвалитесь силой и отвагой. Но кто из вас может похвастаться тем, что защитил слабого, помог другу, вылечил страждущего или накормил бедняка? Многие ли из вас вызовутся спасти человека? Нет, это почти не приносит золота…

Он отставил недопитую кружку с вином и, не прощаясь, вышел из таверны. А слушатели еще долго смотрели на захлопнувшуюся за магом дверь.

Этот компакт паковала какая-то разновидность барана – может быть, даже перепончатокрылая и огнедышащая, но, несомненно, напрочь безмозглая. Ведь только наитупейшее из сущих в мире созданий могло затесать такую игру средь неисчерпаемой свалки препостылой снотворщины. А еще и этак вот урезать нэйм в каталоге – то уж вообще всем глупостям глупость. Ну кто, спрашивается, может запнуться о название «Стрелка», продираясь сквозь дебри всяких там «Копьеносцев», «Мечей Зла», «Мифриловых Кольчуг», «Магов Клинка» и прочей оскомину набившей тоски?

Он-то, правда, запнулся, но совершенно случайно: просто чихнул неожиданно, пальцем, наверное, при этом дернул – родимая, и пошла пускаться. Повезло, в общем.

По-правильному эта игра называлась, оказывается, «Белка и Стрелка». И был в ней такой колорит… Он, пока втягивался, собрался даже как-нибудь при случае отписать пару строк разработчикам: молодцы, дескать, наконец-то. А то все прежние попытки обращения к такой тематике впечатление производили исключительно жалкое: даже не разберешь, всерьез или, по-посвященному говоря, для приколоться. Конкретные братаны на сходняке машутся двуручниками… А уж типажи! Как если бы, для примера сказать, вшивый бомж с голдяками на распальцовке… Хотя, говорят, и таких видали уже.

И тут его втянуло-таки. Да как! Чудо-игра не подселяла пользователя к сотворенной истинным магом- разработчиком псевдоличности, а адаптировала к новой реальности личность самого игрока…

…Веки приподнялись попытки с пятой или десятой. Или с пятидесятой. Получились этакие мокрые закислые щелки между наверняка бесформенными и наверняка синюшными отеками, и сквозь щелки эти прорвалось в Генину нутрь радостное золотое сияние.

«В натуре, колобок, бляхой буду – день уже… – горько подумал Геня, в определенных слоях кликомый также Пиротехником либо (за его даже для упомянутых слоев нерядовой кругозор) Серым. – Ишь, квасит светило-то… Только че оно квадратное? В конец, блин, ошизело?!»

Минут пять спустя, когда ценой титанических усилий Гене удалось не только продрать органы зрения на рабочую ширину, но даже и протереть их какой-то случившейся рядом тряпкой (кажется, носком), выяснилось, что светило шизеть и не думало, а просто оно было люстрой. Действительно квадратной, модерновой, хрустальной, полторы штуки зеленью (это если с доставкой и подключением). Короче, собственной Гениной-Пиротехниковой люстрой оказалось это светило, а вокруг светила и Гени имела место Генина же гостиная (десять на двенадцать, мореный баобаб, пол-лимона евреев с доставкой, сборкой, обмыванием и ремонтом после обмывания).

Что-то, однако, в гостиной было не так. Кое-как сев на диване и свесив с него полубосые ноги (одна в штиблете, но без носка, вторая в носке, но без… правильно), Геня аккуратно заправил галстук под майку, попробовал подтянуть трусы (не получилось – кажется, там, где всегда, они отсутствовали)… Во рту у Серого будто переночевал батальон (на ночь обожравшийся арбузов под пивным соусом), перед глазами временами начинало троиться, а в промежутках между этими самыми временами продолжало четвериться и пятериться… Но Пиротехник все-таки героически взял себя в руки и принялся искать «не так».

Поиски затянулись.

Облеванный пол и пустые бутылки в самых невообразимых местах к «нетаку» однозначно отношения не имели. Форма одежды тоже. И окна были в порядке. В них наблюдалась чернота, то есть ночь, а так как Геня отлично помнил, что рухнул на лежбище в начале восьмого вечера… Правда, дата, демонстрируемая электронным календарем, вызывала сомнения в его исправности: когда Пиротехник рушился, календарь показывал что-то очень существенно меньшее… Но это не то, не то…

А что же то?

Ага, во: носок! Носок, которым протирал моргала. В нем, кажется, что-то было, в этом носке. Прохладное что-то. Плотное. Что бы это там, в носке, могло оказаться? А? Во, точно: чья-то нога. Но тогда резонно спрашивается: чья?

Решив искать ответ методом исключения, Серый попробовал протереть глаза собственным носком. Не вышло. Значит, и нога была не собственная. Дело оборачивалось то ли белочкой, то ли совсем уже нехорошим.

Рука Генина сама собой гулькнула под подушку, но там вместо «стечкина» оказалась еще одна бутылка – недопитая, припасенная, вероятно, на черный день… в смысле, на утро, которое после такого вечера нечерным оказаться никак не могло.

Пиротехник беспомощно заозирался и тут же замер. Потому что увидел наконец причину своего волнения. Увиденное, правда, оказалось не столько носком, сколько чулком. Черным, полупрозрачным, надетым на весьма привлекательных абрисов женскую ногу, каковая нога торчала из-за диванной спинки.

А еще Пиротехник наконец понял, что именно в квартире не так, и заодно – отчего он, Пиротехник, вывалился из пьяного сна в похмельную реальность. Дело в том, что на увиденной женской лодыжке поверх увиденного чулка красовался моднячий (и снова ж таки Пиротехников) мобильник в виде браслета. И он звонил. Причем явно уже очень давно.

Матюкнувшись то ли досадливо, то ли облегченно, Геня притянул лодыжку к себе (за диваном пискнуло, шебуршнулось – значит, не труп); с третьей попытки нашел, а с восьмой и надавил нужную кнопку; и… Нет, сказать он ничего не успел. «Серый, душу твою перемать! – истерически завопил мобильник. – Ты, блин горелый, вконец оборзел?! Звоню, звоню – ты дохлый был, что ли?! Срочняком хватай все свои хлопушки, ствол и звездуй на восемнадцатый километр окружнухи, где съезд к крематорию, знаешь? Чтоб через полчаса там был, падла! Бугор всю братву до последнего кента поднимает! Тихоня – Ти-хо-ня! – нам стрелку забил, понял?! Срочняком!!!» – и все, короткие гудки.

Геню Серого моментально сдуло с дивана. Мечась по гостиной в поисках каких-нибудь штанов, роняя стулья и чуть ли не на каждом шагу спотыкаясь о бутылки, он лихорадочно соображал, что пропажа «стечкина» – фигня, в «мэрсе» под сидушкой еще один; что стрелка с Тихониными отморозками – это почти без вариантов абзац, но как все-таки удачно успелось отозваться на звонок… Заподозри Бугор попытку просачковать, абзац бы вышел не только без вариантов, но и без почти…

–?Генаша… – полупромяукало, полупрохныкало вдруг где-то совсем рядом.

От неожиданности запутавшись в недоодетых джинсах, Серый чуть не упал, выматерился, оглянулся…

Та-ак, вот и пропажа нашлась!

К чести Генашиной говоря, выползшую из-под дивана особу он опознал практически сразу. Правда, когда Серый видал сию особу в прошлый раз, личико у нее было приятно розовым, а не ярко-салатным, как нынче, и на голове у нее тогда не имели место надетыми премиленькие кружевные трусики… А самое главное, в миниатюрном кулачке не был тогда затиснут увесистый «стечкин».