сыграл и Дыбенко как член Ревкома Петроградского Совета (штаба революции) и командир матросской 'армии'. Именно по приказу Дыбенко прозвучали выстрелы 'Авроры'.
Но не только особые заслуги во время штурма Зимнего предопределили молниеносную карьеру Павла Ефимовича. В круг партийной элиты ввела 'матросика' Александра Михайловна Домантович-Коллонтай – дочь царского генерала, аристократа и украинского помещика, которая была в числе лидеров большевиков и друзей Ленина по эмиграции в Париже. Уже 26 октября 1917 года Дыбенко назначается членом Коллегии по военно-морским делам, а 21 ноября В.И. Ленин подписывает приказ о его назначении Народным комиссаром по морским делам.
Ленин не мог не знать, что Дыбенко не имел ни способностей, ни образования, ни опыта для министерской, адмиральской должности. Но в тех условиях матросской вакханалии и 'всяческих безобразий' к его голосу могли прислушаться озверевшие от вседозволенности и 'винных погромов' матросы. Дыбенко был своим у 'братишек', он умел с ними ладить и мог кулаками и пулями успокоить матросскую 'бузу'. А гуляли тогда матросы самозабвенно. Винные пары из разграбленных императорских складов и классовая ненависть порождали ужасные преступления. Матросы с 'Императора Павла Первого' кувалдами убивали лейтенантов и мичманов, а старшего офицера после избиений 'пустили под лед'. Дыбенко же катался на рысаках по плацу в Хельсинки, заваленному офицерскими трупами. Он приказывал 'резать контру'.
Депутатов Учредительного собрания, бывших министров Временного правительства А. Шингарева и Ф. Кокошкина 'братишки' нашли даже в больнице… и закололи штыками. Жители Питера, выходя на улицу, молили бога избавить их от встречи с пьяной матросней, что терроризировала город. Только в октябре – декабре 1917-го матросы убили и замучили в Петрограде и на базах Балтийского флота около 300 морских офицеров и еще столько же армейских офицеров и 'буржуев'.
Ленин не ждал от Дыбенко самостоятельных адмиральских решений. Он ждал слепой преданности за вознесение на большевистский Олимп. Для тактического командования флотом к Дыбенко был приставлен заместитель – бывший капитан первого ранга царского флота.
'Революционный' роман с Александрой Коллонтай начался у Дыбенко еще в апреле 1917-го, когда Шурочка как агитатор-большевик поднялась на борт его корабля, что стоял в Хельсинки. Шура Коллонтай так красиво говорила о неподчинении властям и реакционном смысле займа 'Свободы', что матросы прекратили кричать и выслушали ее часовую речь. После этого Дыбенко пронес Шурочку по трапу на руках и договорился о свидании. Это было начало эпатажного романа, растянувшегося на шесть бурных лет. В своем дневнике Коллонтай запишет, что во время первой с ней встречи Дыбенко 'рассеянно оглядывался вокруг, поигрывая неразлучным огромным револьвером (очевидно, маузером. – Авт.) синей стали'.
В Семнадцатом Шуре Коллонтай было уже сорок пять, но она сохраняла черты былой красоты и элегантность. В Семнадцатом она была одержима идеями 'свободной революционной любви', 'любовью пчел трудовых' – доступной и ни к чему не обязывающей. Павел Дыбенко был на семнадцать лет моложе своей возлюбленной. Тогда Шурочка была очень влиятельной партийной дамой, и Дыбенко понимал, что от неё может зависеть его будущее. Александра Коллонтай с лета 1917-го становится членом ЦК большевистской партии, единственной женщиной из 22 вождей партийного Олимпа, что после Октября вершили судьбы одной шестой части суши.
Вторая половина Семнадцатого – кульминация романа. Павел и Шура в июле оказались в одной тюрьме, а в августе были выпущены под залог и тотчас ринулись в революцию. Тогда-то на конспиративной квартире Шура и представила 'своего матросика' Ленину, Она тянула его 'наверх', требовала, чтобы он делал революционную карьеру. В письме Коллонтай к Дыбенко есть такие слова: '… старайся быть ближе к центру… на глазах'. Тогда, объясняла она, возможно назначение на 'ответственный пост'. Не только любовницу нашел Павел, но и покровительницу, которая иногда относилась к 'своему молодому матросику' как к сыну.
Коллонтай была одной из ключевых фигур революции. Член ЦК партии, член президиума Второго Съезда Советов народный комиссар государственного призрения, особа близкая к Ильичу, и бывшая любовница другого 'советского министра' – наркома труда А. Шляпникова. Позиции ее в руководстве были непоколебимы. 'Анафема', которую на нее наложила церковь за руководство вооруженным захватом Александро-Невской лавры для нужд наркомата призрения, даже импонировала 'безбожному' СНК.
Коллонтай была организатором транспортировки немецких денег, превратившихся в 'деньги партии'. Она хранила тайну происхождения этих денег и тайну связи большевиков с Германским генеральным штабом. Вызывает улыбку назначение Коллонтай членом следственной комиссии ЦК партии, которая по указанию Ленина разыгрывала всероссийский фарс, изображая в ноябре – декабре 1917 года следствие по делу об обвинении большевиков в использовании 'немецких денег'. Обвиняемые сами проверяли обвинения в свой адрес и сами себя судили. Мечта всех уголовников! Естественно, комиссии признала большевиков невиновными в получении 'немецких денег' и сняла все обвинения.
В первые часы после захвата Зимнего дворца Дыбенко выполнил весьма деликатную операцию по изъятию в Министерстве юстиции судебного дела 'о немецких деньгах для партии большевиков', что открыло Временное правительство. Дыбенко были изъяты, а Лениным и Коллонтай' уничтожены документы германских и шведских банков, которые проливали свет на 'революционную аферу'.
В матросской среде Дыбенко был известен не только буйством и импульсивностью, но и хорошим каллиграфическим почерком. Его писанина изобиловала писарскими завитушками, украшательством, а также корявыми фразами и множеством грамматических и стилистических ошибок. Ленину, получавшему от Дыбенко такую 'писанину' в виде отчетов, приходилось мириться с этим. Зато Дыбенко был хорошим исполнителем и голосовал тогда 'по-ленински', даже против свободы печати.
Вот каким 'орлом' виделся Дыбенко разным людям в начале 1918-го, на вершине своей карьеры.
Зинаида Гиппиус, известная поэтесса и 'враг большевизма', так описала Дыбенко: 'Рослый, с цепью на груди, похожий на содержателя бань, жгучий брюнет'. Оказывается, золотая цепь на груди не только любимое украшение 'бригадных братков', но и их товарищей 'из далекого прошлого'.
Шура Коллонтай пишет в своем дневнике о Дыбенко 'образца 17-го года' с любовью и восхищением: 'Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия… Я верю в Павлушу и его Звезду. Он – орел… Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности, заставляющее видеть в нем 'жестокого, страшного Дыбенко…'. Немного прозрев, уже в 19-м Коллонтай добавит: 'Дыбенко несомненный самородок, но нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть. Они не могут понять, что можно и что нельзя. У них кружится голова'.
Матрос Федор Раскольников, друг Дыбенко и конкурент в любви и карьере, пишет о нем: 'В полной пропорции с богатырским сложением он обладал массивными руками, ногами, словно вылитыми из чугуна. Впечатление дополнялось большой головой с крупными, глубоко вырубленными чертами смуглого лица с густой курчавой бородой и вьющимися усами. Темные блестящие глаза горели энергией и энтузиазмом, обличая недюжинную силу воли…'
В первые дни после победы Октябрьской революции 'орел' Дыбенко командует подавлением первого выступления против советской власти. Попытку Керенского в союзе с Савинковым и атаманом донских казаков Красновым вернуть упущенную власть большевики назвали 'Гатчинским мятежом', потому что действия войск Керенского ограничивались Гатчиной.
Дыбенко и Муравьев без особого труда договорились с деморализованными казаками, после чего последние арестовали своего атамана и передали его 'красным'. Дыбенко снискал 'лавры' усмирителя первого мятежника, а в действительности руководителя законной власти – Керенского. Он хвастал, что 'лично арестовал атамана Краснова'.
В начале января 1917 года 'братишки' во главе с Дыбенко и анархистом Анатолием Железняковым (Железняком) удушили последнюю надежду демократии Учредительное собрание – и этим подтолкнули страну к началу гражданской войны.
Большевики, совершив революцию, в октябре – декабре 1917 года называли себя Временным Советским правительством, заявляя, что берут власть до созыва Учредительного собрания и в случае поражения на выборах в Собрание 'уступят воле народа'. Но властвовать понравилось… И когда из 715 депутатов избранными оказались только 183 большевика, Ленин решил во что бы то ни стало удержать власть и ликвидировать Учредительное собрание.
