отличное обслуживание», а Зойка мощно ворвалась в приемную.
— Говоров у себя?
Секретарша Мария Демьяновна, крыса крашеная, дама приятная во всех отношениях, не терпящая Зойку за наглость и отсутствие мужа, вскинула на нее скорбные глаза:
— Увы, нет, не спешите, Зоя, Сергей Степанович заболел.
Постным тоном подчеркнула, что, не исключено, Зойка и виновата в хвори директора, довела начальника, стерва…
— Тиф? Чума? — деловито осведомилась Зойка, внутренне замирая от предчувствия
И тот не замедлил быть:
— Не вижу повода для глупых шуток. У Сергея Степановича сильный грипп с высокой температурой.
— Сорок и пять десятых?
— Откуда вы знаете? — с подозрением, с ревностью.
— Сердце подсказало, — как с ней, с мымрой, еще разговаривать? — А где Кочерженко?
— Товарищ Кочерженко тоже захворал. У него отравление.
— Говорила я ему: не ешьте грибов, беда будет. Не послушался… Как будем жить дальше, Мария Демьяновна? — последний вопрос из ряда риторических.
Мария Демьяновна так его и расценила:
— Вам решать. Вы у нас теперь за начальство. Временно…
Столько яда в голосе, могла бы — ужалила. Но это кого другого, а не Зойку.
— Тогда вы сидите на телефонах, отвечайте на звонки, а я пошла делом заниматься, — вроде бы намек на то, что сидение «на телефонах» — никакое не дело, а так, пустое колыхание воздуха.
Мария Демьяновна хотела достойно отбрить наглую, но не успела: Зойка из приемной исчезла. Нуль-транспортировка. И возникла рядом со Свеном, который уже прочел передовую и штудировал статью о междуэтажном соцсоревновании. На стенгазете, кстати, пыли больше не имелось, исчезла, казенная гуашь сияла радугой. Свен поймал мимолетный взгляд Зойки, объяснил виновато:
— Почитать хотелось, а сквозь пыль плохо видно. Ну что? Как здоровье начальников?
— Здоровье — обвал, — невпопад, но торжественно сказала Зойка. Знаешь, Свен, я тебя боюсь.
«Боюсь» прозвучало как «уважаю». Да и то верно: если женщина в интимной обстановке — под стенгазетой, например, — говорит, что
— Еще чуть-чуть, Свен, и я поверю, что вы — инопланетянин.
Ничего себе комплиментик, а?.. Но для Свена, который с прошлого вечера из роли пришельца не вылезал, жил в ней по единственной в мире системе К. С. Станиславского, а единственный же в мире зритель ему: «Не верю! Не верю!» — для Свена такой комплимент должен был бальзамом на душу пролиться.
Но он не пролился. Свен с достоинством кивнул и подтвердил:
— Еще немного, и вы поверите. Так. Но это не значит, что я выиграл пари.
— Выиграли, — без всякой обиды согласилась Зойка. — Чем могу, сэр?
Весьма любопытны Зойкины перескоки с «вы» на «ты» и обратно. Ничем внешне не мотивированные, они тем не менее отражали на текущий (откуда и куда? из прошлого в будущее, как положено, или куда-то вбок, если предположить причуды нуль-транспортировки?) момент Зойкины высокие чувства. «Ты» — это гамма от презрительного неуважения, взгляда свысока, похлопывания по плечу до восхищенного дружелюбия, лихого панибратства, замешенного на откровенной приязни. «Вы» — это отчужденность, холодность, безразличие и — одновременно — настороженность, кошачья опасливость и, к слову, тоже неуважение и пренебрежительность.
Сейчас в ее «вы» наличествовали:
во-первых, легкая обида, поскольку Свен принял как должное ее восхищенное удивление на «ты»;
во-вторых, столь же легкое раздражение, рожденное от ослиного упрямства Свена, не разбавленного ни крохой земного юмора: инопланетянин, инопланетянин, сто раз инопланетянин;
в-третьих, напряженное ожидание: что он потребует взамен? не душу ли Зойкину шибко бессмертную?
Да, конечно, еще и страх — в-четвертых.
Все-таки был он, имел незаконное место — подспудно-необъяснимый страх перед Чудом, которое произошло на глазах и которое трудно оприходовать по научному ведомству. Если про телепатию Зойке, повторим, случалось не раз читать даже в солидных изданиях, то прорицательство теми же солидными изданиями начисто отметалось. А тут — налицо. А может — не налицо? Может, тайно позвонил он домой директору и заму, пока по утрянке «Липтон» дул? Позвонил, выяснил все про их здоровье, вернее, про нездоровье, а Зойке выдал как откровение?
Как бы было славно, коль было бы так, та-ра-рара главной па-ра-ра-атак! Еще стихи.
— Чем могу? — повторила она. — Помнится, я не должна мешать. Хотелось бы знать —
— Узнаете, узнаете, — рассеянно заметил Свен.
Он, казалось, был уже совсем в другом месте, он, казалось, куда-то нуль-транспортировался, но взял Зойку за руку, но сжал легонько, и — вот оно, чудо! — Зойке было приятно его прикосновение. Да и не виделся он ей сейчас психом ненормальным, а, наоборот, виделся он ей сейчас мужиком
— Вот что, Зоя, мне нужны сведения.
— Какие? —
— Есть. Знаете. Где ваш кабинет?
— Внизу.
— Пошли.
И повел он ее так точно, будто сто раз ходил этой дорогой. Телепат, чему удивляться… И Зойка собачонкой семенила за ним, шла завороженно, как детишки за крысоловом, и лишь одна дурная мысль вилась в ее замороченной голове: какие сведения? если секретные, если план коммуникаций, если численность сотрудников кагэбэ — фиг ему! грудью заслоню, но не сдамся! И фоном: откуда в ее задрипанном отеле секреты? что он имеет в виду?..
Что он имеет в виду, объяснилось быстро и к облегчению Зойки. Прошли по холлу под снайперским обстрелом со всех сторон: кто это, кто это с гордой Зоей Александровной, кто? уж не хахаль ли залетный, тайный? — нырнули в крохотный кабинетик, где еле умещался стол, два стула и непременный несгораемый шкаф. Сели друг против друга.
— Время дорого, — начал Свен. — Ответьте мне: сколько в отеле постояльцев?
— На сегодня… — она придвинула к себе утреннюю сводку, положенную на стол старшей дежурной, — шестьсот сорок шесть.
— Многовато.
Как будто Зойка виновата, что много, что перенаселен отель! Она в ответ и укусила:
— Никого выселить не могу. Даже для вас.
Опять юмора не понял. Зачастил:
— Что вы, что вы, я не о том. Просто, чем больше индивидуумов входит в рабочее пространство, тем