Высокий вскидывает автомат и кричит на весь зал:
— Получай, Бидо!
Грохочет автоматная очередь. Но одним мгновением раньше шедший сзади Луи Ренье, перехватив свой автомат за дуло, ударил прикладом по рукам стрелявшего, и очередь проходит под столом. Стрелявший поворачивается, ударом тяжелого башмака сбивает спутника на пол и тут же выпускает по столику вторую очередь. Третью — в грудь пытающемуся подняться Луи. Это происходит буквально в считанные секунды.
— Сидеть смирно! — кричит стрелявший. — Мои люди у входа с оружием. Вы под прицелом. Кто двинется — срежут.
Затем он нагибается и шарит в кармане у Луи. Кладет что-то или берет?
Автоматы, направленные в зал от двери, видны всем.
— Десять минут не выходить из зала. Пристрелим на месте, — говорит убийца с черным платком на лице.
Никто не двигается. Мартин замечает вполголоса:
— Я узнал его.
— Кто?
— Наш друг, Чек Пасква. Под платком у него борода, и рост — два метра. Не ошибешься.
Стрелявший вместе с охранниками скрывается за дверью. Все сидят, как приклеенные к стульям. Бросаюсь к Луи, лежащему на полу в трех шагах от меня. Грудь его пробита тремя или четырьмя пулями. Крови немного, но смерть очевидна — сомневаться не приходится. Я успеваю сунуть руку в карман, заинтересовавший убийцу, и вынуть оттуда сложенный вчетверо лист бумаги. Не рассматривая, тут же прячу его за бортом сюртука.
— Убит? — спрашивает меня подбежавший юноша-официант, почти мальчишка, и пытается поднять опрокинутого на спину Луи.
— Не трогай. Мертв. Зови полицию, да поскорее. Я советник сенатора Стила, понял?
Юноша, торопливо вытерев запачканные кровью руки о фартук, срывается с места. Столик с убитыми окружают завсегдатаи кабака. Слышатся голоса:
— Это Бидо со своей тройкой.
— «Джентльменские» сборщики?
— Говорят. А кто им платит?
— Рондельцы или церковники, не знаю.
— У Бидо еще маклерское место на бирже.
— И две бильярдные у рынка.
— Не сторговались, наверно. Вот и хлопнули.
Я стою над телом Луи, чувствую щемящую боль в сердце. Словно кто-то проткнул его длинной булавкой. Меня охватывает чувство жалости и раскаяния. Ведь это мы послали парня на верную смерть. Позади меня стоит Мартин и наверняка чувствует то же самое. Подымаю автомат убитого и вынимаю обойму. Она пуста. Луи шел бок о бок с убийцей, не зарядив автомат. Почему? Его послали, приказали ему идти, а с какой целью, он, вероятно, даже не знал. Просто надеялся все выяснить, возможно — предотвратить преступление. Бедняга не подумал, что за первой очередью убийцы может последовать вторая. И третья. Она и досталась ему. А вдруг его сознательно хотели любым способом задержать на месте преступления — расплачиваться за содеянное: ведь полиции безразлично, стрелял он или не стрелял, все равно — пришел вместе с убийцами…
Мне ни терпится взглянуть на листок, взятый из кармана убитого, но я понимаю, что сейчас этого делать нельзя. Уже входят в зал в сопровождении мальчишки-официанта рослый полисмен с нашивками сержанта на темно-зеленом мундире и рядовой полицейский.
— Все видели убийство? — спрашивает сержант у собравшихся вокруг столика.
— Я, как начали стрельбу, ничего не видел, — нехотя говорит один.
— Дымно здесь, — говорит другой. — Я поодаль сидел.
— Не разглядел как следует. Стрелял мужчина с черным платком на лице.
— А этого кто убил? — Палец сержанта обращен к телу Луи.
— Он же и убил, — заявляет мальчишка-официант. — Третьей очередью. Первой помешал этот парень — стукнул автоматом его по рукам; второй он сбил этих за столиком, а третью всадил в парня. Я все видел, в двух шагах от стойки был.
Сержант записывает имя и адрес официанта и, оглянувшись, спрашивает:
— Кто подтвердит слова свидетеля?
Все молчат, мнутся, никому не хочется тащиться в полицейский участок.
— Дымно было, — повторяет кто-то уже сказанное. — Мутно. Разве увидишь?
Я показываю сержанту служебную карточку.
— Полностью подтверждаю слова свидетеля.
— И я, — добавляет Мартин.
Сержант козыряет и записывает наши имена и должности. А Мартину говорит, уверенный в своем полицейском всесилии:
— Не давать ничего в газету без разрешения инспектора. Иначе — штраф.
Вероятно, он заботится о репутации заведения или даже состоит на жалованье у хозяев. Мне это, в общем, безразлично, но самоуверенность его я быстро сбиваю:
— Передайте инспектору, сержант, чтобы о случившемся было немедленно доложено главному комиссару Бойлю. Я буду у него и повторю мои показания. Имена убитых вы знаете или узнаете. И мотив вам ясен: обычная бандитская перепалка.
Сержант снова, на этот раз почтительно, козыряет и уходит за стойку к бармену.
Киваю все еще суетящемуся поблизости мальчишке-официанту:
— Получи. — И оставляю ему пять франков. — Сдачи не надо.
— Спасибо, мсье Ано, — говорит он.
— Откуда ты меня знаешь?
— Раньше я служил в отеле «Омон», много раз приносил вам в номер вино и кофе. Только две недели назад сюда перешел.
Мальчишка наклоняется ко мне, словно хочет что-то прибавить.
— Ты еще не все сказал мне, приятель? — спрашиваю я.
— Да, мсье Ано, — шепчет он. — Я видел, как убийца положил что-то в карман этому парню и как вы потом что-то оттуда вынули. Должен я об этом молчать или нет? Я сделаю так, как вы скажете.
— Пока молчи, — говорю я. — Это хорошо, что ты все видел. Вдруг мне понадобится свидетель? Понял, дружище?
— Понял, мсье Ано. Мой отец всегда голосует за сенатора Стила, и я готов выполнить любое ваше требование.
Бар быстро пустеет. Тела убитых сейчас увезут в морг.
12. Начинаем поиск
Мы снова в отеле.
Вынимаю из бокового кармана сложенный вчетверо, помятый листок, дрожащими от скверного предчувствия пальцами разворачиваю его и, не прочтя, вскрикиваю.
У меня в руках написанное мною письмо директору избирательных популистских кампаний, рекомендующее историка Питера Селби для работы в партийном архиве.
— Что это? — спрашивает Мартин.
Я протягиваю ему письмо.
— То самое?
— Да!